И был вечер, и было утро
Сергей Ост
Если ты сын диктатора небольшой страны, ты можешь жить припеваючи, ни в чём себе не отказывая. И, конечно же, тебя трудно чем-то удивить. Но, проснувшись однажды утром, Карлос Брухо получает от отца неожиданный сюрприз, к которому оказывается не готов.
Сергей Ост
И был вечер, и было утро
Карлос Брухо любил нежиться в тишине и прохладе до тех пор, пока позыв к мочеиспусканию не станет нестерпимым. Как обожаемый единственный сын диктатора Никадагуа, полковника Хуана Брухо, он мог себе позволить вещи куда менее невинные, чем поздний подъём. Но в это утро ему пришлось встать гораздо, гораздо раньше, чем обычно.
– Дон Карлос. Ваш отец просит вас прибыть к нему в его особый кабинет.
Карлос Брухо разлепил одно веко и сфокусировал зрачок на посетителе. Обычно коммуникацию с отцом обеспечивала «сестра Химена», так звали женщину неопределенного возраста, возглавлявшую штат охраны дворца. Иногда мог являться Мигель Санчес, кто-то вроде доверенного поручителя, министр всего, как его в шутку называла обслуга. Его появление означало, что отец в очередной раз попытается вовлечь отпрыска в государственные дела. Но сегодня явился Сантьяго, тёмная лошадка, человек по особым поручениям. По правде сказать, Карлос Брухо не слишком хорошо себе представлял род занятий этого человека. Некоторые утверждали что он – правая рука диктатора, серый кардинал, который подсказывает тому самые важные решения. Несмотря на молву, он не стеснялся быть набожным публично; говорили даже, что он выходец из иезуитов.
Карлос Брухо неохотно поднялся на локтях, потом сел и размял плечи. Головной боли и тошноты не было – качественные абсорбенты, принятые на ночь, отлично убирали следы алкогольной или иной интоксикации. Но мир всё же воспринимался мутно, сквозь пелену тревоги. Было что-то странное в этом утре. Тишина. Дворец был пуст, это было очевидно, потому что ни на кухне, ни в саду никто не возился, не было слышно голосов горничных. Из окна в комнату проникал только приглушённый хор насекомых.
– Сеньор Сантьяго… Я подойду к нему позже. Мне нужно привести себя в порядок.
– Я подожду здесь.
– В этом нет необходимости.
– Я вынужден настоять. Просьба главы нашего государства слишком срочная, и он просил меня сопроводить вас.
Карлос Брухо почувствовал холодную судорогу в кишках. Переворот? Восстание? Быть может, он уже заложник, и от подвала или стенки его отделяет несколько минут?
– Я хочу поговорить с ним лично, – проговорил Карлос Брухо довольно твёрдо. – В чём срочность? Никадагуа в состоянии войны с соседями?
Лицо Сантьяго тронула быстрая улыбка.
– Мы всегда в состоянии войны. Как вам угодно, дон Карлос. Подать трубку?
– Не затрудняйте себя, я справлюсь.
Карлос Брухо нажал единственную клавишу на зелёной как лайм трубке, и после пары гудков услышал дыхание отца.
– Папа?
– Карлос. Постарайся быть при параде. Нам предстоит важная и торжественная беседа. Никаких джинсов, ладно?
– Ладно.
– Жду тебя как можно скорее.
Карлос Брухо положил трубку. В голосе отца не было тревоги. Было что-то другое, какая-то онтологическая печаль. Когда диктатору надоедают женщины, казни и прочие доступные смертному человеку наслаждения, он часто становится философом и начинает думать о том, как сделать мир лучше. Надо поспешить, в таком настроении он часто бывает гневлив.
– Сеньор Сантьяго, а это правда, что вы иезуит? – одеваясь, спросил Карлос Брухо ради скуки.
– Я был им когда-то. Теперь я рука бога, – без тени сарказма ответил Сантьяго.
И верно, дворец был почти пуст. Только на нескольких постах находилась охрана в парадной форме. Это было странно, и объяснить происходящее можно было только очередным чудачеством стареющего Хуана Брухо. Возможно, он решил объявить сегодня общенациональный пост. Или проводит очередную чистку окружения, убирая настоящих или мнимых предателей, заговорщиков и агентов разведок. Раньше, когда мать была жива, он реже позволял себе такие выходки. Но её благоразумие и здоровье однажды иссякли, и её не стало. Карлос Брухо не хотел верить, что Мериду, в девичестве Гонсалес, дочь влиятельного землевла