Из мрака

Мокрый снег, застилавший весь день всё вокруг белым покрывалом, наконец, прекратился, уступив место бесснежному, холодному порывистому ветру. К ночи ветер унялся, обнажив звездное небо и уступив место морозу.

Намокшие полы шинели замерзли и стали колом, голенища промокших насквозь кирзачей покрылись изморозью, и теперь даже движение бегом не спасало от холода, подбирающегося к ногам в хлюпающих портянках.

Солдатский вещмешок за спиной, винтовка и отсыревшая, напитанная влагой шинель, стали тяжким грузом, силы были на исходе.

Лес начал редеть.

«Наконец-то! Вот оно – озеро!» – обрадовался Иван и остановился чуть передохнуть. В ночной тишине слышалось только свое учащенное дыхание и больше ничего, словно всё вокруг было окутано черной ватой.

«Нельзя стоять! Заболеть еще только не хватало. Вперед!» – приказал себе Иван и через силу двинулся вдоль берега озера. Он знал, что берег озера выведет его к речке, а там останется совсем немного. Совсем немного до землянки, вырытой много лет назад отцом и его товарищами – заядлыми рыбаками – под Пупом. Так они называли небольшой холм на берегу речки примерно в километре от ее впадения в озеро. Вообще-то отец с товарищами вырыли две землянки, но первая, как выяснилось, подтекала во время сильных или затяжных дождей, что в этих краях не редкость, и потому пришлось рыть вторую, а та осталась так – на всякий случай и для хранения запаса дров, нескольких небольших кадок для засолки рыбы и вообще всякой всячины, которая вроде и не нужна, но и выбросить жалко.

Под ногами хрустнул ледок: «Ага, вот и речка! Пришел! Значит, спасён, спасён!» – Эта мысль придала сил, Иван рванул вперед и скоро увидел перед собой темный контур Пупа, заслоняющего часть звездного неба.

Несколько шагов, и вот она дверь! Иван с силой дернул на себя ручку забухшей двери и шагнул в темноту. Пахнуло затхлым земляным духом.

Иван много раз был тут с отцом и потому знал здесь все, можно сказать, наощупь. В левом дальнем углу на ножках из уголков стояла буржуйка, под ней между ножек большой казанок, на печке всегда красовался старый закопченный чайник, слева же от входа вдоль земляной стенки должны быть уложены дрова. По неписанному закону они должны быть здесь всегда, как и заправленная керосином лампа рядом с буржуйкой, там же стопка березовой бересты, пучок лучин, а еще сухари в холщовом мешке, подвешенном на проволоке, свисающей с наклонной трубы буржуйки, и обязательно соль. Соли для засолки рыбы всегда запасали много.

Иван пригнулся, шагнул влево и протянул руку. «Есть! Есть дрова!», – скинул и развязал вещмешок, нашарил в нем рукой, нашел газетный сверток со сменными портянками и тряпицей с завернутыми в неё коробками спичек. Вспыхнул огонёк спички, Иван взял керосиновую лампу, подкрутил фитиль и зажег ее. Со светом дело пошло быстро, скоро сухие полешки занялись огнем от березовой бересты и высветили пасть буржуйки.

Сильно хочется пить, а фляжки нет, черт знает где она пропала.

Пустой чайник, как и должно быть, стоит на буржуйке, Иван подхватывает его и, чертыхаясь, спускается из землянки к речушке. Вода ледяная, и потому Иван подавляет в себе сильнейшее желание напиться вдоволь тут же. Только не заболеть, только не заболеть! Иван возвращается и ставит чайник на гудящую буржуйку.

У торцевой земляной стены в полуметре от буржуйки и до правой земляной стенки стоит широкий топчан с полосатым матрацем. Вдоль правой стенки – двухярусный топчан, его ложа застелены ряднушками. Из – под двухярусного топчана выглядывает большой деревянный ящик с обрезком фанеры вместо столешницы и по обе стороны от ящика строем несколько невысоких чурбачков. В ливневые дни, когда иной раз из землянки и носа высунуть было нельзя, ящик служил столом, а чурбачки стульями. Отец и его друзья называли всё это хозяйство одним словом – мебель.

Иван сел на матрац, скинул сапоги с мокрыми портянками и протянул застывшие ноги к буржуйке. Пальцы ног, согреваясь болели так, словно их сжимали в тисках, но на лице Ивана всё равно блуждала радостная улыбка. Боль скоро унялась, небольшое пространство землянки быстро согрелось, Иван напи