МОНОЛОГ О ПРИРОДЕ

осенняя зарисовка

Бледно-голубое, почти белое небо, словно покрытое тонкой, прозрачной, тюлевой завесой, узорчатой или сетчатой, иногда она совсем прозрачная и напоминает органзу, а иногда это более плотная вуаль. Через эту завесу, натянутую по всему полотну неба, проглядывает едва желтоватое солнце, наверно его кто-то умывал с утра, да приложив не малые силы, смыл со светила всю яркость и сочную желтизну, присущую ему летом и весной.

Несомненно, ведь на дворе осень…

Середина октября.

И небо, и солнце сменили краски с ярких на блеклые. Небо более не поражает глаз своей чистотой, зеркальной голубизной, а солнце уже не играет своими лучами напитанными жаром и насыщенными ярким светом.

Наверно и небо, и солнце переодев, свои живые, блистательные, сияющие наряды на лишенные свежести, белесоватые, тусклые приготовились к приходу осенних и зимних холодов, рассыпчатых, с крупными, тяжелыми каплями воды, дождей, грубых, рвущих на части небесные одеяния, ветров и злобных, колючих, похожих на осколки стекла, белых снежинок.

Только сегодня в лесу, в предгорьях Кавказа – тихо… Нет ни холода, ни дождей, ни ветров, ни снежинок….

Природа неподвижна, она будто затаила дыхание, поглотила всякий звук: трели птиц, стрекот и жужжания насекомых, движение ветки, листка… она замерла.

Осень сменила цвета не только в небесах, она перекрасила деревья, кусты, травы, воды рек.

Высокие, дородные силачи тополя покрыли свои стволы толстым слоем изумрудных мхов. Опоясали свои станы округлыми, гладкими, блестящими, буро-фиолетового цвета трутовиками. Окрасили в желтые тона, то яркие, то бледные, листья, кои прикрыли остатки зелени, что когда-то безраздельно правила на этих ветвях. На невысокой лещине с овальными, все еще зелеными листами, края которых присыпала бурая, высохшая ржавчина уже нет ореха. Он осыпался, поспевший, наполненный силой лета и сладкими плодами, и, достигнув почвы, схоронился под листвой, или был припрятан хозяйственными жителями леса. Теперь же на изогнутых, тонких веточках свисая вниз, притаились зеленоватые, бледные сережки, слабенькие и будто утомленные тяжелой жизнью. Растущие невдалеке такие же низкие кустарники боярышника еще сохраняли летний цвет листвы, прибавив к этой зелени ягоды, ярко мерцающие красными и черными цветами. Листва диких яблонь уже покрылась желтизной, а груши и вовсе окрасились в буро-пурпурные цвета. Они нещадно сбросили со своих веток мелкие, блекло- болотные в темную крапинку, горько-вяжущие плоды на землю, а теперь также нещадно старались стряхнуть и оставшуюся листву.

Я прошла этот горько-кислый плодовый лес, подошла к склону холма и медленно стала подниматься по наклонному полотну в гору. В этом месте царствовала не менее высокая, чем тополя, но с гладким, тонким, похожим на стан юной девы, стволом серая ольха. Она тоже приоделась в желтые полутона, и сбросила со своих веток всех тех, кто не пожелал принять новые цвета… туда… вниз, к земле, к своим высохшим, умершим собратьям листам.

Ольха росла густо, ее уже неплотные кроны перекликались с соседскими ветвями деревьев так, что под ней царил серый, дымчатый полумрак. А потерявшие яркость лучи солнца, лениво пробивались сквозь листву и падали вниз, освещая лишь жалкие уголки леса и поваленные стволы, некогда живых деревьев. Иногда ольха внезапно резко встряхивала своими ветвями, и тогда мне чудилось, что оттуда сверху на меня летят не шебуршащие зеленые и желтые листья, а сыплет крупный дождь.

Я поднимаю голову, вглядываюсь в бледно-голубое небо, едва-едва проглядывающее из-за обилия веток крупных и мелких, в котором вновь укрыли солнце, да прислушиваюсь к этому листопадному дождю… И слышу я, как тихо перешептываются меж собой, кружащиеся в последнем танце, листья, горестно жалуясь друг другу на то, что жизнь прошла и пришла смерть… спутник всего живого и сущего на дивной планете Земля…

Я слушаю их причитания, а сама радуюсь тому, что это не дождь, который может нарушить мои планы и согнать меня вниз с горы, а всего лишь ольха, уставшая от отяжелевшей, болезненно умирающей листвы, уже более ей не нужной, сбросила все лиш