«Две недели лёд…»

Две недели лёд,

Две недели тьма.

Кто с разбега в лёт,

Тот собрал суму.

Взял пониже старт,

Чтоб не сбился шаг

На любимом марше

В ад.

Там зелёный свет,

В листьях небо всё.

Разведен костер,

В нем горят мечты.

Там опущен флаг —

Уже все сдались.

Разве чуть болит

За спиной крыло.

«Ничо мне больше не надо …»

Ничо мне больше не надо —

Ни пиво, ни лимонада.

Веревку покрепче, да мыло,

Чтоб смерть меня полюбила.

«Жизнь – это поле текста…»

Жизнь – это поле текста,

А текст место протеста.

Я против длинных описаний

И против в головах метаний.

Я б скакал, ручкой тыкая,

В белый лист пастой кончая.

Идёшь на кухню попить чая —

Кружки там нету фигня какая!

Стоит рядом с клавой – обычное дело!

Сверху пленка и желтая плесень,

Словно неделю утенок гадил..

Ты вчера пил это, болезнь подгоняя.

Лист заполнен страданием —

Есть повод для радости.

Но в голове одни гадости,

Сброшу буквы в лужу забвения.

«Увы и ах!..»

Увы и ах!

Мне жаль проснуться,

Увидеть тело без прикрас.

В лицо пустое улыбнуться

И думать больно в такой час.

Прошла ночная страсть внезапно,

Не радует бедро и грудь.

Богини храп и пахнет смрадно,

В глазах стоит рассвета муть.

Над ней трудился, как шахтер.

В поту уснул вполне довольный.

Теперь к дверям крадусь, как вор.

Побег задумал раб невольный.

Котина

Лежит диванный кот —

Большой и рыжий скот.

Наелся и поёт своё

Всегда: «Мур-мур».

Он старый и облазит,

Уже нигде не лазит,

На птиц в окне не смотрит,

Запоры иногда.

Но вот к ноге прижмется,

Сердечко, ух как, бьется.

И требует погладить,

За ухом почесать.

А век котов недлинный,

Уйдет от нас скотина

В диванный

мягкий

рай.

Весеннее. Оптимистичное

Один конец, одно начало:

Все скоро ступим за черту.

Прожили вроде и немало,

Но больше жить так – не хочу.

Я был слепым, ждал озарений.

Мечта закрыла день и ночь.

Вдруг стал ненужным тихий гений

И смерть пришла, чтобы помочь.

Простой итог: петля, веревка,

В ногах лишь ржавое ведро.

За край ступил уже неловко:

– Прощайте все, тут я схожу.

«Так почему слова …»

Так почему слова —

Не станут никогда

Делами?

Разбитый кем-то

Кров – уютен

Не для всех?

Падение ведет к

Кромешной тьме

Рассвета?

И торт, усыпанный

Свечами, —

Не повод дольше

Жить?

Дары небес —

Пустые обещанья,

Ниспосланы

Невидимой рукой.

Есть только прихоть в нас,

Она же ожиданье:

Пожить ещё,

Нажравшись

Всласть.

«Наш цех весьма здоровый…»

Наш цех весьма здоровый,

Дымит из тысяч труб.

Пусть он уже не новый,

Но помнит доблесть рук.

Здесь было чисто поле,

Река с названьем Томь,

Болота и кустарник,

Но вспыхнул вдруг огонь.

Страна росла и строилась —

Сибири дайте сталь!

За две зимы и лето

Построен цех-алтарь.

Пылает плавка новая,

Металл кипит ключом —

Работает, работает!

И в сердце – горячо…

«Глаз косит и в попе клизмы…»

Глаз косит и в попе клизмы,

Не капель стучит в окно,

В венах иглы и лекарство —

Старость это хорошо…

«Ежам непросто тоже…»

Ежам непросто тоже,

Особенно весной.

А попа вся в иголках,

Но тянет – тут хоть вой.

Ежиха распалилась

И скачет словно мяч —

Колючками по члену.

Самца нам слышен плач.

Но вот герой вдруг кончил,

Теперь вся в шрамах плоть.

К весне подлечит письку

И будет вновь е… орать.

«Я приехал в Питер …»

Я приехал в Питер —

Город утонул.

Кошки покусали

И орут: «Мур-мур!»

Шар у льва подвинул,

Спину проломил.

Сзади собирался,

Да нетрезвым был…

Карты выдавали

Внутрь путь найти.

Очень испугался —

Они помогли!

Звонко били в бубен,

Спали под трезвон.

Код искали к счастью —

Где-то тама он.

Текст большой написан,

Время нет читать.

Лучше сразу новый

на-чи-на-ть…

Башня есть у Пеля,

Но закрыт к ней путь.

Всякий к ней стремится

Счастия нюхнуть.

Гусь ли спел нам громко

На погосте песнь?

Там белеют кости?

Да увидеть лень.

Семь легенд промчались

Тенью п