Большой план

Алексей Борисов

Чтобы преуспеть в науке, он вынужден идти на жертвы, в том числе на личном фронте. Но избегать соблазнов трудно, особенно когда мимо проносятся "лихие девяностые". Однажды резко распахнется дверь, и путь назад будет отрезан… Жизнь порой делает удивительный выбор, не интересуясь мнением человека. А потом ему кажется, что предыдущие встречи и расставания вели его именно к этой цели.

Алексей Борисов

Большой план

После долгих раздумий автор всё же отнес это произведение к жанру любовного романа. Ибо азарт азартом, деньги деньгами, но… all you need is love. Впрочем, не будем забегать вперед.

– Воздержание – вещь опасная! Знакомая мне учительница французского языка Эрнестина Иосифовна Пуанкаре никогда в жизни не пила вина. И что же! На одной вечеринке ее угостили рюмкой коньяку. Это ей так понравилось, что она выпила целую бутылку и тут же, за ужином, сошла с ума.

Илья Ильф, Евгений Петров

«Золотой теленок»

Глава первая,

в которой главный герой удерживает равновесие

Граненый стакан был полон до самых краев. Олег Лапшин вздохнул и спросил со слабой надеждой на отрицательный ответ:

– Закуска есть?

Арсений Витальевич по прозвищу Шерхан округлил глаза.

– Обижаете…

Неуловимым движением он извлек из кармана джинсов тоненькую пластинку в фирменной обертке.

– Истинно мятный вкус.

Пить было надо, поскольку повод состоялся. Сборник статей ушел в печать сегодня утром – после того, как типография получила предоплату. Попало в него и несколько страничек за подписью Лапшина. Зачесть эту публикацию ему не успевали, но можно было выкупить за свой счет десятка полтора экземпляров и просто раздать на церемонии защиты.

– За будущего кандидата наук! – провозгласил Арсений Витальевич.

– За тебя! – по-свойски провозгласил Юлиан Кошечкин, третий член их узкого кружка.

В отличие от Олега, Юлиан защитился полгода назад, в декабре. Та процедура прошла точь-в-точь по графику. У претендента всё было готово гораздо раньше, но бюрократические проволочки помешали управиться досрочно. Юлиана, вообще, отличала манера выполнять работу быстро или очень быстро. Пока его товарищ кропал свою статью, Кошечкин успел написать и разместить в разных сборниках аж четыре текста.

Олег задержал дыхание и резко, до дна, опрокинул в себя содержимое стакана. Перед заходом на кафедру он купил и съел пирожок с ливером, что оказалось весьма кстати: натощак эффект оказался бы убойным. Тем не менее, от выпитой водки лица его собеседников утратили резкость. Сняв очки, Олег протер их носовым платком. Не помогло. По всему телу растекся жар, шея и затылок враз одеревенели.

– Хороший у вас, ребята, выпуск. Сильный, – рассуждал тем временем Шерхан, жуя мятную пластинку.

Лаборант кафедры отечественной истории был человеком мирным и смирным, абсолютно не склонным к хищничеству. Оба приятеля знали его с первого курса. Арсений Витальевич тоже учился на их факультете и тоже окончил аспирантуру. Но с диссертацией у него не заладилось. Текст не представил в срок из-за идеологических придирок: только что грянул Афганистан, и везде закручивали гайки. Остаться в вузе помог либерально настроенный заведующий. Перестройка не побудила Арсения Витальевича к продолжению научных изысканий. «Перегорел», – пояснял он.

Семьей он не обзавелся и на кафедре обычно просиживал от зари до зари. Знал буквально всё, что происходило в коллективе, всегда по-доброму откликался на просьбы студентов и аспирантов о помощи. Шерханом его за глаза прозвал другой молодой кандидат наук, остряк и балагур Борис Белкин. Как и Юлиан, Белкин выделялся энергичными манерами. Обретя первую ученую степень пятью годами ранее, он приближался к следующей. Нечто тигриное было им найдено, вероятно, во внешности бессменного лаборанта – точнее, в его пышных усах.

– Вы, Юлиан, далеко пойдете, – продолжал Арсений Витальевич.

Он ко всем всегда обращался на «вы», даже к первокурсникам.

– Ну, этого никто знать не может, – возразил Кошечкин, но было видно, что ему приятно слышать такое.

В дверь гулко стукнули. Шерхан, ничуть не утративший координацию движений, моментально убрал пустые стака