Плач по тем, кто остался жить

Сергей Юрьев

Военная боевая фантастика

Николай Свиридов, подобно Анджею Кмицицу, был готов на все ради славы, и горе тем, кто станет на его пути к ней. Красноармейцы, врангелевцы, махновцы, туркестанские повстанцы, тувинцы – всем мало не покажется. Герой и несомненный герой: «взвод под командованием Н. С. Свиридова атаковал противника во фланг и смелым ударом обратил его в паническое бегство, захватив при этом два пулемета».

Так и жил Николай, словно получил отсрочку приговора на 20 лет: делай, что хочешь, но потом заплатишь вдвойне за свою удачу…

Сергей Юрьев

Плач по тем, кто остался жить

© Сергей Юрьев, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Разве я плачу о тех, кто умер?

Плачу о тех, кому долго жить…

    М. Волошин

Часть первая. Анджей Кмициц с хутора Евлантьев

Глава первая. Полтавские сны о далеком

Дорога за станицей Абинской совершенно испохабилась с наступлением оттепели. Конские ноги с хлюпаньем входили в жидкую грязь и с подобным же звуком вылезали из нее. Известный охальник и матерщинник Ферапонтов по этому поводу сказал кое-что особо непристойное, но никто во взводе на его сравнение не отреагировал. Из низких облаков сеял мелкий дождичек, и настрой, подобно дождевым каплям, скатывался с одежды и капал под ноги, в жидкую грязь, утопая в ней. Шинели и полушубки потихоньку напитывались водой. Кони чувствовали настрой всадников и тоже еле шли. Что будет дальше? Верста, еще верста, еще десяток, потом будет станица Крымская, потом еще какая-то станица или хутор, а затем море. И нелегкий выбор: куда дальше? За море или… И что это за «или»?

Едущий справа Федот Колентьев поднял лицо к небесам, принял в него с полсотни капель и со вздохом вытер щеки обшлагом.

– Плачет небушко, словно моя Настасья при проводах, наверное, нас оплакивает…

Взводный обернулся, зыркнул на Федота зверем, тот понял и не стал продолжать.

Мерным шагом, сквозь пелену дождя, вперед, в неизвестность. Тянулась их сотня, полк, армия и тянулась. Где-то за спиной погромыхивала артиллерия, неявно так, дескать, я здесь, еще сдерживаю красных, а не сброшена под откос, чтобы бежать легче было. Далеко ли стреляют эти пушки? Знакомые батарейцы говорили, что обычно их пушка бьет не более чем на шесть верст, но если подкопать сошник, то можно гранатою и до восьми верст достать. То есть красные где-то не очень далеко. Правда это мог стрелять и бронепоезд. А с ним загадывать сложно – закрутит свою машину, и вот он, вылетел на прямой выстрел. Хотя стрелять могли и красные батареи, не только донцы и кубанцы.

Как бы подтверждая горестные думы, правее дороги в высоту поднялись три белых облака. Как раз на минуту дождь лить перестал, словно для того, чтобы все это увидели и с дождевой тучкой не попутали.

Взводный, увидев такую картину, аж почернел, выругался и двинул вперед, расталкивая других, к сотнику.

Федот тоже присвистнул и сказал:

– Дождались мы, Колька, светлого праздника! Что, не видел еще такого? Это тяжелые пушки шрапнелью бьют. Сейчас будет нам на орехи.

Николай торопливо перекрестился и зашептал: «Господи, иже еси на небеси…»

Над дорогой прозвучал бас сотника:

– Сотня-я!

Ему вторил взводный, пересыпая команды руганью, чтобы лучше доходило.

Но выполнить их было уже не суждено – по спине как будто колом врезало. И Гнедко захлебнулся ржанием и грохнулся наземь, придавив ногу Николая. Глаза казака уставились вверх и над дорогой увидели вспухающее белое облако.

Оно заполнило собой серое небо и застило серым глазам белый свет.

…Николай Семенович открыл глаза. Нет, это просто кошмарный сон. Вокруг не мерзкая сырость февраля, а летнее тепло августовской ночи. Да и память подсказывала, что не догнала его красная шрапнель на грязной дороге за станицей Абинской. Это вообще не тогда было, а месяцем раньше.

Но, черт возьми, как сон похож на жизнь, словно он вернулся из кровати обратно на дорогу отступления! Так можно вскочить и бежать, судорожно разыскивая коня, шашку и ожидая, что красные из-за угла кухни вывернутся по его душу!

Все, сердце перестало из груди выскакивать, можно спать дальше. Полоса рассв