Вакцина от безумия

Святослав Яров

Казалось бы, безбедная жизнь, хороший муж, дети… Что ещё нужно женщине для счастья! Немного скучновато, но это не беда. Она начинает невинную переписку с незнакомцем в интернете. Потом неожиданно встречается с ним в Египте возле храма царицы Хатшепсут. С этого дня жизнь молодой женщины круто меняется, потому что сбывается странное предсмертное предсказание прабабки о её особом предназначении: ни много ни мало – спасти человечество от уничтожения или, что вернее, от самоуничтожения…

Святослав Яров

Вакцина от безумия

Заветы Агриппины

«Не знаю, какими путями проникло в рязанскую глубинку непривычное русскому слуху имя Агриппина, но прабабушка моя звалась именно так. Всю свою долгую жизнь она прожила в деревне Подвязье под Рязанью, никому не докучая, ни во что не вмешиваясь. А когда стало очевидно, что пребывать на белом свете ей осталось считанные дни, моя мама, как единственная близкая родственница, потому как бабушка Настя, то есть мамина мама и, соответственно, прабабушкина дочка, к тому времени уже года два, как померла… Путанно, может, объясняю, но уж как есть… Так вот, мама, как единственная оставшаяся близкая родственница бабы Гапы – так ее простецки звали односельчане – быстренько собралась и отправилась повидаться со старушкой напоследок. Заодно и меня с собой прихватила. Уж и не знаю, что было к тому поводом: то ли она хотела порадовать девяностотрехлетнюю старушку встречей с правнучкой, то ли меня попросту оставить было не с кем.

Отдельные фрагменты той первой моей поездки в Подвязье до сих пор стоят перед глазами. Разбитая проселочная дорога. Полуразрушенная церквушка на въезде в деревню. Старый деревянный дом с палисадником, засаженным необычайно яркими цветами. Темная комната. Посередине белая печь. На веревках, натянутых под низким потолком развешаны какие-то засушенные травы. И запах – дурманящий запах полыни, мяты и чего-то еще непонятного. Отчетливо помню стоящую в углу высокую кровать с множеством подушек, на которых лежит сухонькая старушка…

Мне тогда еще и семи не исполнилось. Вроде бы, не должны в голове ребенка надолго задержаться такие вещи, но сцена прощания с умирающей так отчетливо запечатлелась в детской памяти, будто происходило это только вчера.

– Доченька, подойди к бабушке.

Мама подталкивает меня к кровати.

– Иди, не бойся.

Подходить мне не хочется, но вовсе не из-за страха, нет. Просто я впервые вижу свою прабабушку и родства с ней совсем не ощущаю. Мне почему-то кажется, будто она для меня чужой человек.

– Иди, Таечка, – настойчиво твердит свое мама.

– Хорошо, что в кои-то веки меня послушали, – скрипучим, словно несмазанное тележное колесо, голосом молвит старуха, обращаясь к ней. – Как родилась она, вы, ведь, помню, собирались поначалу Татьяной назвать. Имя это тяжелое, жертвенное… Таисией куда как лучше.

Она замолкает, переводя дыхание, и болезненно улыбается, разглядывая меня.

– А глазищи-то у тебя какие громадные.

Это было адресовано уже мне.

– Подойди, внученька. Не робей, – позвала она меня к себе.

Помню отчетливо: я боязливо приближаюсь к кровати, она кладет заскорузлую, старческую руку мне на голову и, притянув к себе, еле слышно, почти шепотом произносит слова, смысл которых я тогда понять не смогла, да и сейчас, признаться, не понимаю. Но запомнить я их запомнила.

– От меня все к тебе перейдет. Настанет день, появится человек и все обскажет. Ты его сердцем почуешь. Ему одному верь. Его одного слушай. Такая твоя доля…

Помню, едва она убрала с моей головы свою руку, я, словно освободившись от тяжкой повинности, тут же выскользнула на улицу и помчалась на речку – с ребенка что возьмешь. А прабабушка в тот же день умерла. Дом ее долго еще служил нам чем-то вроде дачи. Зимой, осенью и весной он пустовал, зато, каждое лето меня непременно вывозили туда на месяц-другой: растущему организму необходим свежий воздух и здоровое питание. Наличие собственного дома в деревне все упрощало, и год за годом я регулярно отбывала на летние каникулы в Подвязье с мамой или с папой, в зависимости от графика отпусков родителей, и нисколечко по этому