Мы жили на Желябке. Опыты ленинградской задушевной прозы

Евгений Белодубровский

Автор книги, родившийся в 1941 году в Ленинграде (в проходном дворе от улицы Желябова – сквозь Невский – до набережной пушкинской Мойки и Зимней канавки), не покидавший его надолго (разве что кроме солдатской лямки), предлагает читателю как опыты ленинградской прозы изборник лоскутных мозаичных рассказов о своей интересной и весьма занимательной жизни. Окрестности этих мест, фасады, улицы, дворцы, сады, памятники, каналы – то есть то, чем отличен Заячий остров от всех островов на планете Земля, сформировали его как личность и толкнули в профессию писателя-краеведа и библиографа. А их «задушевность» (слово, вынесенное нами на титул, по Анциферову) – это в первую очередь его родители, близкая родня, друзья, ученые-коллеги и Поэты: от Пушкина до Блока и Мандельштама, от Шолом-Алейхема и братьев Нобель до Владимира Набокова, плавающие и путешествующие вместе с ним там, где его застала творческая судьба, – как в Старом, так и в Новом Свете.

Евгений Белодубровский

Мы жили на Желябке. Опыты ленинградской задушевной прозы

© Евгений Б. Белодубровский, 2023

© В. Ребрий, иллюстрация, 2023

© ООО «Реноме», 2023

* * *

Человека окружают маленькие надписи, разбредшийся муравейник маленьких надписей: на вилках, ложках, тарелках, оправе пенсне, пуговицах, карандашах. Никто не замечает их. Они ведут борьбу за существование. Переходят из вида в вид до громадных вывесочных букв!

    Юрий Олеша. Зависть. М.; Л.: Изд-во «Земля и фабрика», 1928. С. 10

О ты! О ленинградский воробей!

Тебе даю я высшую отметку.

Ведь сколь из пушек по тебе ни бей,

Ни разу не был ты посажен в клетку.

Пусть доброхоты кормят голубей

И канарейкам – корм за щебетанье,

А неказистый юркий воробей —

Он сам везде добудет пропитанье.

Он не летает в дальние края,

Не унывать привык и в зной, и в стужу.

Стихия городского воробья —

Кусты дворов и на Желябке лужи.

Весь птичий мир мил сердцу моему,

Но коль слагать из них кому-то оду,

Я без сомненья сторону приму

Лихого воробьиного народа.

    Владимир Свиньин, физик, новосибирский ленинградец с Кадетской линии В. О.

Фото Скотта Гельбаха. Тель-Авив, 2021 год

Мы жили на Желябке

Нашему управдому Виктору Карловичу Вайхту

Мы жили на Желябке, угол Невского, напротив аптеки. В наш дом попала бомба и убила дворничиху Поленову, мамину сменщицу. Кусок этой бомбы (снаряда) застрял в стене нашего подвала под черной лестницей. Сначала мы, дети, его боялись, а потом – привыкли.

В том подвале все мы, жильцы с нашей черной лестницы, держали дрова, берегли каждое поленце, аккуратно укладывали один в один, крест-накрест для просушки в такие, в полметра высотой, типа этажерки так называемые «костры».

И по надобности спускались туда, в жуть, прямо вниз под лестницу, в глубь кромешную, на вечно сырой простуженный земляной пол за дровами со свечкой, фонариком или с керосиновой лампой, ибо там всегда было темно страшно в любое время года. Найдите человека моего возраста, отрока, мне подобного, кто бы в те годы не боялся подвалов и чердаков!

…Даже когда инженер Покорский (это тот Покорский, инженер-телевизионщик, одинокий из 19-й квартиры (наша 17-я ниже этажом), который, когда мы с братом Толькой подросли, брал нас с собою каждую субботу в мужскую баню на Гороховой и хлестал нещадно в парилке вениками, которые мы с гордостью несли через весь проходной двор на Мойку) провел туда свет (чтобы он горел, надо было тащиться к ним в коммуналку и просить кто был на кухне – включить, и так далее, тоже примета…). Но и с лампочкой под сырым потолком от этого света светлее на душе не становилось, да еще тени от стен и от нас не веселили, хотелось скорей наружу…

И торчал он там, снаряд этот, таким корявым зубчатым сталистым гребешком и выхолощенным истертым конусом, скобой в стене под лестницей как восклицательный знак – всё мое детство и юность. Вот кому как, а мне он был в самый раз, потому что служил подмогой на все сто, когда я, вылезая обратно из темноты на свет с вязанкой дров – или на закорках или на локте под самым