Дедо
Артак Оганесян
Воспоминание об одном дне 1986 года с дедушкой в деревне в Арцахе (Карабахе).– Дедо, а правда, что орлы могут смотреть на солнце, не моргая?
Артак Оганесян
Дедо
– Дедо, а правда, что орлы могут смотреть на солнце, не моргая? – спросил я дедушку.
– Откуда я знаю («а йин гидам»), – ответил он мне на арцахском наречии и проследил за моим взглядом, придерживая очки и морща и без того морщинистый нос.
– Это не орел («арцив чи»), это – ястреб («та чурак э»), – пояснил дедушка, разглядев птицу, которая зависла в воздушном потоке над ущельем.
– Это жеребенок («курак э»)? – удивленно переспросил я, не расслышав слово.
Словом «курак» по-армянски обозначают детенышей лошадей и ослов, поэтому дедушка со смехом ответил:
– Сам ты ослик («ту эс эши курак»).
– Если я ослик, то ты – осел, ты же мой дед, – обиженно огрызнулся я и тут же понял, что не то ляпнул.
Но Дедо только засмеялся.
– Осел ничуть не хуже любого другого животного. Это люди присваивают им свои черты. А потом обижаются, примеривая обратно на себя. Ослам приписывают упрямство, а самые упрямые ишаки здешние, карабахские.
– Я не хочу быть ишаком, – перебил я деда, – лучше быть конем.
– Да, лошадь выше, быстрее и… – он искал подходящее слово и нашел его: – грациозней. Вот ее и превозносят.
– Ты же был кавалеристом, ты должен любить лошадей, – напомнил я деду.
– Я люблю и лошадей, и ослов. У меня было два боевых коня. Первого пуля убила еще на Северном Кавказе, а со вторым мы дошли до Польши. Там меня ранило осколком, и я попал в госпиталь. Вот что с конем потом стало – не знаю.
– Дедо, расскажи про то, как ты воевал, – в который раз попросил я.
Дедушка никогда не рассказывал о войне. Когда мы жили в Москве, он приехал к нам на майские праздники, а у нас в школе как раз организовывали встречу с ветеранами. Я попросил его прийти в школу. Из нашего класса были он и дедушка мальчика Коли. Мы с Колей так гордились, словно это у нас на груди были медали и ордена. На самом деле медали и ордена были на пиджаке у Колиного дедушки, а у моего – три планки.
Оба ветерана не стали хвалиться своими подвигами. Колин дедушка все знал про технику, потому что в войну был механиком и чинил танки и грузовики-полуторки – про это он и рассказывал. Потом вышел мой дедушка и поведал свою историю:
– Дело было в Польше. Мы быстро продвигались.
Все мальчишки класса, и я в том числе со своего третьего ряда, вытянулись вперед, чтобы послушать про «войнушку», как в книгах и в кино.
– После многодневного перехода нашли немецкий вещмешок – «рюкзак», как потом говорили, – продолжал мой дед. – Лежал у дерева на обочине. Проверили, не ловушка ли с минами. По-правильному вообще не надо было трогать, мало ли как запрятали тросик. Но уж очень голодные были, сухие пайки заканчивались, а кухня за нами не поспевала. Полезли в этот мешок, а там… книги на немецком. Кто-то из бойцов предложил обратно положить, но рука не поднялась. Книги же. Намокнут, пропадут.
– Забрали с собой? – нетерпеливо спросила одна из девочек, отличниц класса.
– Конечно. Конь у меня был крепкий, но даже он до того устал, что лишний груз мог добить его. Дотащили рюкзак до ближайшего городка и оставили на крыльце школы, под козырьком. Здание сильно пострадало от бомбежек, но я сразу понял – это была школа.
Потом дедушки-ветераны объясняли нам, как это важно – учиться, знать математику, физику, историю и все такое.
А сегодня в ответ на мою просьбу Дедо промолчал. А ведь пару дней тому назад он разговорился. Они с дядей Гогошкой и соседскими мужиками засиделись за кизиловкой. Устроились под навесом у дома и были уверены, что мы, дети, бегаем у огорода и их не слышим. Ребятишки действительно там играли, а мне, городскому мальчику, наскучило, я слонялся по двору и оказался неподалеку от стола. Как раз застал момент, когда дед вспоминал войну.
«Нас как смертников кинули против танков. Фашисты прорвали фронт. Нам раздали противотанковые гранаты – и всё. Кто доскачет живым до танка, тот мог метнуть. Ни один не сумел подобраться. Немцы всех уложили… башенными пулеметами… там еще десант с брони автоматами к