Назад к книге «Симфония дней» [Любовь Фёдоровна Ларкина]

Симфония дней

Любовь Фёдоровна Ларкина

Сергей Михайлович Сосновский

Это своеобразный экскурс немало повидавшего на своём веку поэта в прожитое и пережитое, ностальгия по ценностям, оставшимся, увы, в прошлом. И прежде всего автор с болью в сердце вспоминает о своём печальном детстве, пришедшемся на годы войны.От дней минувших автор логически переходит к современности, в которой, увы, тоже отнюдь не всегда и всё ей видится в радужных тонах, огорчая ранимую душу поэта.Автор призывает жить в гармонии с окружающей средой: «Симфония дней и синхронность природы…" Иными словами, нас, друзья, спасёт единение с природой.

Любовь Ларкина

Симфония дней

МАТЬ

Лютует немец всё сильнее.

Вчера и к нам пришёл в село,

И всё, что сохранить сумели,

Как будто ветром, подмело.

И сколько б мать их не просила:

«Оставьте детям хоть пшена!»-

Забрали всё! Заголосила,

Шатаясь, со двора пошла.

И дети, взявшись за ручонки,

За матерью своей пошли.

Босые шлёпали ножонки

В согретой солнышком пыли.

Спал на руках двухгодовалый.

Два старших рядышком брели…

Когда настала ночь, устало

К чужой деревни подошли.

В саду густом белела хатка,

В окне мерцал чуть каганец…

На сеновале пахло сладко.

Их путь окончен, наконец…

Прошла неделя. В путь обратный

С утра отправилась семья.

Заря их встретила крылато,

Сверкнула радугой роса.

Шли не дорогой, а полями:

Боялись встречи на пути.

Давно хлеба здесь не косили:

Поля бурьяном поросли

Где рожь когда-то колосилась,

И где подсолнухи цвели…

А может, это всё приснилось,

И вовсе не было войны…?

Присела мать в бурьян устало

Закатом вечер догорал…

Вдруг небо осветило пламя,

Дым горизонт весь закрывал.

Мать в темноте запричитала:

«Дотла сгорит наше село!»

Куда же деться деткам малым?

На сердце, словно ночь, темно.

Лишь звёзды весело сияли

На тёмном куполе небес

И тусклым светом озаряли

Печей печальных чёрный лес.

Ночь отсидели в старой бане,

Что сохранилась у ручья…

Мать всё молилась, причитала,

Глаз не сомкнувши до утра.

Лишь только день зарёй нахлынул,

На поиски пошла семья,

Звала, и вдруг за старым млыном

Тела сожжённые нашла.

И боли ком прижался к горлу

И слёзы хлынули из глаз.

Глоток воды ей стал бы впору

Чтоб не свихнуться, в самый раз.

Подвал присыпала землёю,

Закрыла крышкой. Снова мать,

В надежде отыскать живого,

Пожарищем пошла опять....

Ночь показалась бесконечной…

Но утро серебром сверкнуло,

Ссутулив скорбно свои плечи,

Но волю к жизни не согнуло…

Дитё лежало в лужи крови,

К земле, как к матери, припав,

Но сердце билось и от боли

Она стонала, губы сжав.

Как дочь, с любовью, осторожно,

К груди находку ту прижав.

Понять теперь её не сложно,

Она ведь матерью была!

Девчушке было лет семь-восемь

И так легка была она…

А мир вокруг и стар, и грозен.

Сейчас бы тёплого вина.

Поила травною водою,

Омыла раны и ждала,

Когда придёт в себя. Родною

Она уже для нас была…

На пятый день пришло в сознанье

Её спасённое дитя.

«Какой годок тебе, родная,

И чья ты будешь, боль моя?» -

«Я – Буряковых дочь – Оксана…

В огне сгорела мать моя…»

Но тут угасло вновь сознанье…

Прибавилась у нас семья.

Оксана выжила. Угасло лето.

Вновь осень золотом цвела.

За ночью ждём мы миг рассвета,

За осенью придёт зима.

Где ж ты, сокол мой желанный?

Жив ли, ранен ли, убит?

Сколько вёрст легло меж нами!

Где твои лежат пути?

Если б знал ты, как сегодня

Не хватает нам тебя!

Если б знал ты, что той ночью

Твоего сожгли отца.

Если б знал ты, только чудом

Уцелели мы одни.

Как нам жить под этим грузом,

Пережить печали дни?

В пожарище не много уцелело.

В нём мы копались целый день. Ветра

Трепали ветхость. Моё тело

Терзалось холодом с утра.

Потом ходили в огороды

И урожай снесли в подвал,

И даже яблок насушили,

Которые нашли в садах.

Никто нас к счастью не тревожил!

Не слышно было и стрельбы.

Фронт прокатился стороною

По прихоти нашей судьбы.

Хоть уцелели в страшном мире,

Но выжить было не легко!

Мы с мамой Боженьку молили

И не ходили за село.

Повсюду мама нас таскала.

Всегда в работе были мы,

Хоть нам втроём с Оксаной было

Всего отроду двадцат