Ч А С Т Ь I

Мне приснился Бог, а поскольку Богу в свою очередь снилось, что жизнь, в том числе и моя, есть сон, мой камерный, усугубленный ватной тишиной морок стал еще более зыбким и неверным. Того и гляди, растает вместе со мной! Впору молиться, чтобы божий сон был как можно крепче!

– Ну, что притих, спрашивай! – проник в меня божий глас.

– А можно? – оробел я.

– Во сне все можно.

И я спросил первое, что пришло на ум:

– Сказано, что всё тщета и ловля ветра. И смысл жизни тоже?

– Мало ли что у вас там сказано.

– А правильно я понимаю, что если всё проходит, то и смерть тоже?

– Может, есть вопросы поумнее?

– Тогда не вопросы – жалоба. Можно? – осмелел я.

– Разумеется, – по-отечески обдал меня Бог своим неземным, небесно царственным сиянием.

– Я тут на днях подвел промежуточный итог своей жизни и сильно огорчился. Это же не жизнь, а черт знает что! Какой-то безграмотный убогий черновик!

– А я здесь причем? – прогудел Бог. – Тебе были даны разум, воля, способности, здоровье. Где-то даже с лихвой. Я что ли виноват, что ты всё профукал?

– Да, Господи, конечно, мне кроме себя винить некого! Но Господи ты боже мой, почему мы живем только раз? – загорячился я. – Ведь жизнь так коротка и так непроста! Кому и какая польза от нашего позднего ума? Ведь обидней всего не то, что всё проходит, а что проходит не так как надо! По мне жизнь должна быть подобна шахматной партии, проиграв которую можно сыграть новую! Каждый должен иметь право на реванш!

– Ишь, какой бойкий! Впрочем, это так по-человечески – строить планы на краю вечности! – улыбнулся Бог и, помолчав, вынес вердикт: – Хочешь реванша? Что ж, изволь. Как говорится, тантатива не крапива, спрос не вопрос. Так и быть, сыграю с тобой еще одну партию. Выиграть ты ее, конечно, не выиграешь, дай бог вничью свести, зато на покой уйдешь с чистой совестью. Ну что, согласен?

– Согласен, Господи!

– Вопросы есть?

– Есть! Это будет новая жизнь или исправление старой?

– Где ж я тебе новую возьму? У меня запасных жизней нет. Так что переписывай начисто свою.

– И правильно, Господи! – воодушевился я. – Новая жизнь – новые ошибки, а тут всё уже известно! Нет, правда, там есть очень даже симпатичные места! Детство, например. Оно у меня было хорошее, славное, можно сказать, счастливое. Туда же школа, институт… Да что говорить – первая треть партии была удачной, грех жаловаться! А вот дальше я бы кое-что решительно исправил.

– Что ж, дерзай. Только с ошибками поаккуратней, не перемудри. Не всё, что ты считаешь ошибками таковыми являются. Не дай бог исправишь не то – будет еще хуже.

– Так я же, вроде, буду всё знать наперед!

– Но, но! Всё знать наперед даже мне не дано! – нахмурился Бог. – И потом, что это за шахматы, в которых знаешь всё наперед? Это, сын мой, не шахматы, а наперстки! Хочешь – сыграем! Но тогда ты точно проиграешь!

– Честно говоря, не ожидал… – расстроился я. – Думал, начну с чистого листа с черновиком под рукой…

– Так и есть: с чистого листа по проторенной дорожке с царем в голове. Споткнешься – опомнишься, а нет – пеняй на себя. Главное, знай: не каждая яма – долговая, не каждый камень – преткновение. И еще: на всякий случай будут кое-какие ограничения, чтоб ты мне там дров не наломал. Так что не удивляйся. Ну, все понял?

– Понял, Господи!

– Тогда играем?

– Конечно, Господи! Все равно хуже уже не будет!

– Как знать, как знать! – усмехнулся Бог и участливо добавил: – На всякий случай мой тебе совет: никогда ни о чем не жалей, ибо все что ни делается – к лучшему.

– Спасибо, Господи, учту…

– Тогда я тебя сейчас переверну, как песочные часы, а дальше сам. Ну что, готов?

– Готов, Господи!

В отличие от разочарованного лермонтовского героя, который «вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно», я вступаю в новую, пережив старую реально и в отличие от него не истощив при этом «жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни», а потому смею надеяться, что при проживании второй жизни мне не станет «скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге» успел подумать я, прежде чем услышал:

– Ну, с Богом!

1