Бегство

Господин Н. сидел в мягком кожаном кресле и, закрыв глаза, размышлял. Перед его мысленным взором проносились никогда не виденные картины мягких пастельных тонов, сумрачные ночи, когда луна то скрывается за деревьями, то возникает, а сами деревья – как призрачные храмы, темные и полные прохлады. Перед его мысленным взором мелькали тропинки, заросшие душистой травой, на стеблях которой еще дрожит дыхание дождя, капли расплавленного серебра, прикосновения неведомых рук, струи багряного света. Он видел опаловые цвета, перемешанные с мерцающим сиянием лагун. Холодные гроты, наполненные синевой, запахами водорослей и тихим, таким тихим, далеким и призрачным капаньем воды с ледяных потолков. Господин Н. позволил себе глубоко вздохнуть и прыгнул с обрыва вниз, и пока он летел рядом с искрящейся струей водопада, весь окутанный облаками брызг, похожий на растрепанную гордую птицу, его жена приказала подавать обед. Он разбился об искрящуюся поверхность воды и быстро выбрался на берег. Вдалеке, за двумя утесами, скрытыми в утренней дымке, рокотал прибой. Служанки начали сервировать стол. Солнце уже встало. Крики птиц и шелест огромных масс воздуха, пробегающих над холмами, заставили его броситься вперед и бежать изо всех сил. Так он и сидел в своем мягком кожаном кресле, в богато обставленной гостиной, в своем собственном доме в одном из душных городов измученного старого света.

В лабиринте

Тело молодого индейца – смуглое, ловкое, быстрое, было покрыто черным узором татуировок. С какой ловкостью этот человек спрыгнул вниз в пропасть и исчез в бездне. Я видел, как он повернулся к нам, стоящим в темноте каменного хода, и его глаза улыбнулись мне. Я помню, как его стройное тело напряглось на мгновение, но затем сразу же расслабилось – его глаза казались мне двумя прозрачными, полными мерцающего света озерами. Он смотрел на меня, будто бы не решаясь, что-то сказать, но в то же время – говоря мне что-то. Я помню, как он повернулся к огромной пропасти, к пугающей бездне, затянутой туманом и облаками, и вытянул руки в стороны. Он был струной, стремительной, потянутой к небу. И вот – без всякого предупреждения, без единого звука и крика, он оттолкнулся от края и взмыл вверх. Его тело повисло в воздухе и стремительно унеслось вниз. Мы, стоящие позади него, застыли, пораженные. Потом, мы, один за другим повернулись назад, и пошли по каменному ходу в темноту. Мы погружались все глубже и глубже в толщу скал и земли, уходя от страшной двери в бездну. Я шел последним, следуя за светом факелов. Внезапно я понял, что плачу. По моим щекам беззвучно текли слезы и капали вниз под ноги. Я удивился и принялся вытирать их, но они все текли и текли, никак не желая останавливаться. Мы погружались все глубже и глубже в скалы и вскоре каменный ход, которым мы шли, расширился и разделился на два. Мы выбрали одно направление и снова шли вперед, а у меня перед глазами пылали два огненных озера – вопрошающие, полные скрытой силы, скорбные и в тоже время торжественные. Что я знал об этом молодом индейце? Я знал лишь то, что он чаще других ходил к двери в бездну и подолгу сидел на ее краю, держась руками за камни. Я знал так же, что он не был разговорчив и мало внимания уделял окружающим. Я слышал, что он был странным. Вот и все, что я знал о нем. Я видел его пару раз в подземных лабиринтах, но никогда не начинал с ним разговор. Мы сменили еще один каменный коридор, и я почувствовал, как воздух меняется – он стал более холодным и походил теперь на тихую, спокойно двигающуюся реку. В темноте, полной колеблющихся теней, мы шли вперед и вниз. Наконец мы вышли в широкий зал. Я знал, что мы на самой окраине огромного подземного города, одного из сотен подземных городов. Я вытер слезы и направился к знакомому мне проходу в дальнем углу зала, под высокой аркой. Пройдя под аркой, я оказался на своем рабочем месте – я сел за широкий письменный стол из красного дерева и открыл лежащую на нем папку с бумагами. Мои глаза были открыты, но случилось что-то необъяснимое – мне удалось открыть их еще раз, на этот раз гораздо глубже. Я сидел в своем кресле, в своем кабин