Дом самоубийц леди Мэри
Юлия Эльм
«В чёрном-чёрном городе, на чёрной-чёрной улице стоит чёрный-чёрный дом…». На самом деле город был вовсе не чёрный, да и улица – само очарование. Просто дети любят придумывать нелепые страшилки. И так начиналась страшилка про дом… Её дом.
Юлия Эльм
Дом самоубийц леди Мэри
Кукла – вместилище детских страданий.
В играх дети переносят в куклу всё,
что гнетёт их души.
«В чёрном-чёрном городе, на чёрной-чёрной улице стоит чёрный-чёрный дом…». На самом деле город был вовсе не чёрный, да и улица – само очарование. Просто дети любят придумывать нелепые страшилки. И так начиналась страшилка про дом… Её дом.
Сама она не считала, что в нём есть что-то страшное. Хотя он действительно выделялся среди остальных – увитых розами и виноградом, своей самобытностью. Но всё самобытное считают странным, не правда ли? Она думала точно так же.
По совести сказать, весь её вид – и нежно розовое кружевное платьице, и тряпочные башмачки, и румянец – всё подходило тем, обычным домам, с их множественными оттенками светлого. И уж никак не её нынешней обители. Где было темно, пыльно, пахло плесенью и засохшей кровью. Сейчас, она, конечно, не могла ощущать этот запах – у неё не было ноздрей, но помнила его. Он буквально витал в воздухе сухими кровавыми частичками.
Она сидела на подоконнике, держа спину и вытянув прямые ноги. Разбитое окно второго этажа было единственным, с которого давно упала тяжёлая штора, и оно открывало вид на улицу.
Её братики и сестрички по крысиному копошились у неё за спиной. Чавкающие звуки, хруст костей и хлюпанье эхом оседали на стенах.
«Должно быть, убирают остатки тела новой сестрёнки» – подумала она рассеянно. Назойливость этих звуков раздражала, ей хотелось, чтобы они поскорее её догрызли и унесли в сад.
Для неё это было обычным делом. Она была фарфоровой, шарнирной куклой в старом, страшном доме.
Вдоль стены скользнула тень. Зашуршали отголоски когда-то парчовой юбки. Она не спутала бы этот звук ни с чем на свете, и всё-таки не торопилась оборачиваться. Мамочка вернулась из подвала.
– Энни, детка, – голос давно мёртвой женщины шершавый и колючий, – Знакомься с новой сестрёнкой. Её зовут Сара.
Рассохшиеся белесые руки подхватили её за талию. Мамочка развернула Энни на подоконнике, и осенняя улица скрылась от её стеклянного взгляда. Рядом, широко расставив негнущиеся ноги, сидела новая сестра.
Оставив девочек знакомиться, Мамочка уселась в своё кресло. Иссохшее дерево надсадно, противно скрипело в такт покачиваниям.
Верно, Энни знала лишь живую Сару, не мёртвую. У новой сестрички было правильное, благообразное лицо. Она была наполнена добротой, и взгляд её светился смиренной, всепоглощающей любовью. Любовью к своей семье. Сара при жизни очень боялась её потерять.
– Привет, – раздалось из недр фарфоровой головы Энни.
Она улыбалась навечно застывшими губами. Даже если не хотела этого.
Сара молчала.
На новой сестрёнке была белая ночная сорочка с подолом в крови. На кукольных руках тоже была кровь, она обрамляла ножом вырезанные на запястьях слова: «Папочка», «мамочка», «братик». Энни подумала, что вырезать эти надписи на себе было очень больно.
***
«Дом самоубийц! Кровавая бойня!» – пестрил газетный заголовок.
«Многим печально известный дом кукольницы Мэри Доллс поведал новую ужасную историю. Продолжается череда леденящих кровь преступлений, захлестнувших наш город.
Вчера ночью жители соседнего с проклятым домом участка видели, как из окна второго этажа выпала девочка, и позвонили в полицию. Полицейские направились на место, предполагая, что пострадавшая может быть ещё жива, но, как и в прошлые разы, тела не обнаружили. Был найден окровавленный нож и некоторые вещи, как оказалось, принадлежавшие Саре Бишеп – дочке Эдварда Бишепа, помощника настоятеля храма.
Полиция направилась в дом Бишепов и обнаружила трупы всех членов семьи. Эдвард, его жена Жаклин и сын Ник были жестоко изрезаны и заботливо уложены на кровать. Убийца разложил тела так, будто Бишепы просто заснули вместе, обнимая спящего посередине Ника. Поражает не столько кровавая расправа, сколько дьявольски