Друид

Игорь Рыжков

Юмористическая, злобно-филосовски-сатирическая повесть об американских и русских супергероях.Сказка – ложь, да только намек получился великоват, но ничего. Я думаю, что в тротиловый эквивалент читатель переведет и без калькулятора.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Игорь Рыжков

Друид

Предисловие

Повесть написана в стилистике охотничьих рассказов, баек и народных сказов, короткими кадрами-сценами, которые постепенно складываются в сюжет и общую ее философию.

Мнение и оценки можно оставить в комментариях к книжке.

С уважением, автор.

# # #

Трескуче горел огонек в затухающем костре. Горел бездымно, сухим валежником наевшись, напитавшись, и как довольный зверь остывал не торопясь. Отходил ко сну.

Сидели у костра двое. Старый да малый.

Только малому лет за пятьдесят, а старому много. Говорил, что и сам не знал, когда его на свет родили. Бобыль. Вся жизнь – лес, тайга бурелом, да байки охотничьи.

Да и какие из лесников охотники? Ружья пустые. Жакан тяжелый на зверя грозного не помнят когда в стволы и забивали. Дробь – «пятерка» на селезня, ну или браконьера – шугануть. Дыму да грохоту много – того и надо. Пусть знают, что в тайге шалить нельзя – лесники порядок стерегут.

Куртки теплые, да сапоги болотные. Да вот байки-сказки бабкины, а – то и прабабкины. Быль – не быль – никто не знает. А может и знать не положено. А если и положено, то не каждому.

– Спишь уже, Петрович? – Дед с бородой по грудь, седой как след на реке от луны, до синевы аж. Все никак не успокаивался. Сидел, ерзал, да веточки ломкие подбрасывал в огонек жаркий.

– Уснешь тут с тобой. Опять сказки рассказывать начнешь. Пора бы тебе Савватей заявление на покой писать – Улыбнулся дед. – Слушают его. Не спит еще напарник, можно и язык почесать.

– Какое заявление? Петрович? – Мне тайга – дом. Ноги сами по мху идут, я ведь их не подгоняю. Белку в глаз дробиной бью, чтобы шкурка цела была. Ну, а коли так – то какой же тут покой – пожевал дед губами. Зубов почти не осталось. Есть еще во рту два клыка желтых – ими и обходился.

– Если тайга сама приберет – так ведь я – и против того не буду.

– Что мне на людском погосте лежать? Никто не поклониться. Яичко на пасху не принесет. Год два – все травой зарастет. Даже и не найдет потом никто где похоронили – Замолчал дед, смотрел в угли словно колдун. Сверкали искры в его глазах. Будто они с ним говорили, будто он с ними.

– Чего замолчал? – «Малый» – высокий, да грузный, в шляпе с сеткой от комаров. Устроился уже на ночлег. Мягко себе травой все выстелил, и под корневище, что в самый раз для ухоронки прилег. Зевал протяжно, не прикрывая рта. Трещал костями, поеживаясь.

– Давай. Говори чего ни будь, Савватей. Не спится мне без баек твоих. Потом я у костра сяду. Змей много. Место сырое под ночлег выбрали.

Дед, нахмурился, передернул плечами, словно укусил кто.

– Не сказка – это Селивестр, ой, не сказка. Тигра я сегодня видел, когда на заимку овес носил. Сидел, смотрел. Не убежал, не рыкнул. Не бывало такого ране. Обычно убегает тигр от человека, а этот – нет.

Сильвестр, которого дед «Малым» называл, привстал на локте. Улыбнулся снисходительно.

– В уссурийской тайге тигра увидать – вот тебе незадача. Совсем ты старый стал Савватей. – Дед расстроился.

– Да, не простой ведь тигр то. Больше нашего лесного раза в полтора, что теленок твой. Усищи до плеч и белый весь.

– Белому тигру ведь тайге не выжить. Зверя не добыть. Видно его издалека, а этот сытый. Лапища – вот такая! – Дед скрючил пальцы перед собой. – Ему добыча – человек только, а этот вот и не тронул вовсе.

Селивестр присел. Протер с силой лицо, потянулся за патронташем. Пересчитал набитые гильзы. Две с тяжелыми пулями на кабана в красных картонных цилиндриках переложил ближе к краю, подумав минуту, «сломал» ружье и забил их в оба ствола.

– Эх – жаль. Карабин не взял. Людоеда охотничьей пулей не свалишь. Человечью надо.

– Белый. А чего он белый то? Альбинос – так ведь говорят.

– Тьфу, на тебя Петрович! – Ругнулся дед. – Всегда поперек да криво. – Никогда меня толком не слушал, по