Журнал «Рассказы». Светлые начала

Алексей Коробков

Татьяна Сергеевна Леванова

Анна Бурденко

Сергей Пономарев

Надежда Ожигина

Ян Келлер

Крафтовый литературный журнал «Рассказы» #27

Они живы. И всё, что у них есть – размытые границы реальности и непонимание, что ждёт за очередным поворотом судьбы.

Пока уверенность в собственной праведности приводит к катастрофе людей и богов, те, кто изучает пределы зримого мира, становятся на шаг ближе к магической природе вещей.

Ангелы и озарители. Исследователи неопределенности и случайные свидетели волшебства.

Пять историй про жизнь и свет в двадцать седьмом выпуске Журнала Рассказы: Светлые начала.

Светлые начала

А тело душу все не отпускает —

Все держит…

Все цепляется за крылья.

Репейная натура, знать, мирская —

В отличье от серебряно-полынной…

От полой (словно флейты костяные) —

Для легкости полета и звучанья

Высокого и чистого – «на срыве»…

От хрупкой, эфемерной, изначальной.

И в этом нет ни драмы, ни конфликта,

Ни парадокса нет, ни диссонанса.

Приучена зачитанная книга

Случайно на разломах открываться

И выдавать заветные желанья…

И предвещать намечтанные страсти…

Я бы тебя еще сильней держала,

Но…

Ни один из нас бы

Не был

Счастлив.

    – Мария Бровкина-Косякова

Сергей Пономарев и Анна Бурденко

Озаритель

В Ладноречье в девятьсот шестом году произошло событие, которое удивило даже записных скептиков: сын из богатой фамилии Исбытковых, талантливый Озаритель, широкоплечий и златокудрый, лучший ученик самого космофизика Воспенникова, главная фигура на любом балу, которому все предсказывали брак чуть ли не с губернаторской дочкой и самые скорые карьерные повышения, за неделю до Темнейшей Ночи написал прощальное письмо и покинул свое родовое имение.

Того самого сына Исбытковых звали Степан Федорович. Его решение наделало столько шума в свете, что, ежели бы он остался в Ладноречье, у него бы от слухов случилась истерика, какая случалась, когда батюшка его, Федор Степанович, рассказывал поручиковские анекдоты, подслушанные в дальних гарнизонах.

Каких только предположений о пропаже Исбыткова не выдвигали сплетники, клеветники и прочие звонари: говорили, что Степан бежал с дочкой самого Государя, причем бежал почему-то на Филиппины и принял там отчего-то именно мусульманскую веру; судачили о том, что младший сын знатной семьи уехал, точно отец Сергий, в монастырь с намерением поступить в него монахом; кто-то даже всерьез пускал слух о том, что ученик самого Воспенникова отправился в Испанию и намерен использовать силу озарения для создания новой непобедимой армады, способной не только продвинуться вглубь морей, чтобы обнаружить до сих пор неосвещенные континенты, но еще и устрашать соперников.

Ни в одном из этих предположений не было ни капли правды.

На самом же деле то, что внешне казалось невероятным, так сильно взбудоражив свет, было для самого Степана Федоровича решением простым, ни капли не волевым, органично вытекающим из внутренних переживаний его.

За десять-двенадцать дней до долгожданной ночи в мастерскую Исбыткова пожаловали не кто-нибудь, а ищейки из сыска.

Их было двое.

Первый напоминал макаку с очками. Он прохаживался вдоль полок мастерской, вертел в руках детекторы напряжения, стучал пальцем по стеклу амперметра, зачем-то покрутил между пальцев, как нож-бабочку, индикаторную отвертку.

Второй показался Степану Федоровичу похожим на крысу.

Озаритель смотрел на сыскных так, как смотрят на нашкодивших детишек – без злобы или какого-то сочувствия, а скорее с любопытством: чего еще натворят ребятки с незнакомыми взрослыми игрушками? У Исбыткова не было страха перед сыском, не положено Озарителю чего-то бояться – разве что несчастливой любви.

Перед внутренним взором мелькнуло лицо Белопольской с упрямым лбом, умными глазами и мягкой линией рта.

– Столичные недовольны, – прохрипел крысоподобный, проводя пальцем по чистенькой полочке с измерительными приборами. – Недовольны всерьез и наповал, Степан Федорович, что вы планируете пропустить Ночь.

– Быть недовольными – их право. Я не буду их судить за это.