Назад к книге «Петька и Волков» [Виталий Левченко]

Петька и Волков

Виталий Левченко

Схлопотать в школе двойку – событие неприятное, но не смертельное. Однако Петька Кузиков мог бы с этим поспорить, когда очередной «неуд» по русскому языку привел его к таким последствиям, которые не привидятся и в страшном сне.

Виталий Левченко

Петька и Волков

Петька Кузиков снова получил двойку: на этот раз по русскому языку. Терпение родителей лопнуло. Мама сильно ругалась. А папа взял ремень и выпорол Петьку.

– Не имеешь права! Я личность! – визжал Петька после каждого удара.

– Вот я из тебя личность выбью! Человеком станешь! – гремел папин голос.

Петька страшно обиделся и решил отомстить. Ужинать он отказался. Но это являлось лишь половиной дела. А ночью, когда родители уснули, Петька прокрался на кухню, достал из холодильника папино пиво и вылил в раковину. Три бутылки. Затем открыл окно и стал швырять на клумбу мамины котлеты. Котлет было много – целая сковородка, но Петька не промазал ни разу, и все они прямиком попали в цветочные кусты. Там зашуршало, звучно мяукнуло и послышалось чавканье.

«Это Министр» – подумал Кузиков. Министром звали бездомного коричневого кота, он поселился во дворе прошлым летом. Жильцы дружно взялись подкармливать беднягу. Вскоре котяра потолстел, сделался важным и слонялся между подъездами с самодовольной мордой.

– Жри, жри! – прошептал Петька. – Пускай хоть тебе сегодня повезет. А мне психику искалечили. Это на всю жизнь.

«Брошусь с крыши! – решил он. – Запишу прощальный ролик – и вниз! Только не забыть сказать, что на самом деле это училка виновата, дура! Сложносочине-е-нное да сложноподчине-е-нное! Велика разница! Вот пусть попляшет. Ей будет… такое, такое будет! Только я это не увижу. Да-а… Стрёмно выходит».

В открытое окно дунул ветер, и на подоконник упал молодой березовый лист. Петьку осенило.

«Убегу! В лес, в тайгу! Прямо сейчас! Утром проснутся – а меня нет. Пускай попрыгают! – подумал он. – Неделю выдержу запросто. Можно питаться ягодами и грибами. Лук со стрелами сделаю. Сниму на камеру. Они здесь с ума сойдут – а я и появлюсь. В ноги упадут, кроссовки целовать будут. Смонтирую на компьютере фильм о выживании в дикой природе. Выложу в сеть. Да мне десять миллионов подписок гарантировано. Да я стану самым топовым блогером! Наверное, и в Москву на ток-шоу пригласят…».

От такой грандиозной идеи у Петьки перехватило дух. Он высунулся в окно. Лес чернел рядом – высокий, страшный, особенно с краю, у длиннющей кучи валежника, которая начиналась сразу за двором: там сосны и ели росли совсем густо. А еще в том месте любили собираться мужики с водкой. Не бомжи, а довольно приличные граждане. Все родители строго-настрого запрещали детям приближаться к валежнику. Время от времени туда нырял участковый Крутько, вызываемый обитающими на лавочках во дворе старушками. У старушек была четко выработанная стратегия: они звонили в местное отделение полиции по очереди.

– Ивановна! Опять пьют! Четыре хари с бутылками пошли. Звони Крутьке, пущай заарестует их! – охала сморщенная баба Зина.

– Тебе очередь Крутьку звать-то, Николавна, забыла? – махала рукой полненькая Ивановна, искоса поглядывая на подружек. Те дружно кивали: мол, твоя правда.

Побежденная баба Зина бурчала, но послушно выуживала из глубокого кармана вязаной кофты кнопочный телефон, прищурившись, тыкала пальцем в цифры, а потом громко говорила «Аллё!» и скороговоркой жаловалась участковому.

Очень быстро у валежника появлялся низенького роста худощавый Крутько. Пьющих он не трогал. У него с ними тоже была четко выработанная стратегия: за каждую поимку с поличным они платили ему мзду.

Позже Крутько, потирая карман, выходил из-за валежника, принимал мученический вид и шагал в сторону лавочек.

– Спасибо, гражданочки бабушки, за сигнал. Звоните, звоните чаще. Общественный порядок – мой святой долг. Такая уж у нас опасная работа, – говорил он, козырял на прощанье и возвращался к служебной машине у въезда во двор.

Гражданочки бабушки благоговейно глядели ему вслед.

Все во дворе знали о сговоре Крутько с местными выпивохами. Только старушки свято верили в него.

– Зря милицейских ругают. В