Дитя русалочки
ГЛАВА 1
Ступеньки из серого мрамора. Заползающие внутрь больницы августовские лучи отбивались от прожилок камня, отсвечивая на стены серым перламутром. День стоял теплый. В длинном городе на Волге было спокойно. За последние несколько лет не произошло ни одной природной катастрофы, не намечалось войн, и, несмотря на последствия кризиса, никто не умер от голода. Я сидел на холодных ступеньках больницы цвета серебристого жемчуга. Никто мне ничего не говорил, не пояснял. Я просто сам знал, что я мертв. Да, вам не послышалось. В то теплое мирное, летнее утро я умер. И это было убийством. Хотите знать, каково это – умирать не своей смертью? Я попробую объяснить так, чтобы вам, живым, было понятно. Представьте себе, что вы идете по крутому горному склону. Вы смотрите себе под ноги, осторожно прощупываете почву. Прежде чем перевести вес полностью на ступню, вы еще раз проверяете, устойчива ли почва под вами. Круглые камушки катятся вниз как горох, и вы стараетесь избежать мест их скопления, чтобы не соскользнуть вниз. Вы ведь именно так себя ведете, когда находитесь на опасной тропе? Вы знаете, что там может все случиться, и потому предельно аккуратны. Разве нет? А теперь представьте, что накануне большого праздника, вы вошли в здание вокзала, чтобы, к примеру, поменять билеты, неважно, по какой причине. Главное, что вы пришли на вокзал. Вы пришли в то место, где есть охрана, где мирные люди, где земля твердая. Туда, где вы меньше всего ожидаете внезапной смерти, боли или даже намека на подобную жесткость. И вдруг что-то взрывается, и душа даже не заметила, как в секунду лишилась оболочки. Такая внезапная, нежданная и потому еще более коварная смерть. Там, где ее не должно быть по своей сути, где ее никто не ждет. Разве это не жестоко? Вы скажете, что убийство, каким бы оно ни было, жестко само по себе? И вы будете совершенно правы. Но ужасней всего умереть вот так: не ожидая, не зная, до конца не веря и абсолютно не подозревая. Вы уж меня простите. Я так, наверное, рассуждаю, потому что моя смерть была именно такой; неожиданной и безумно мучительной. Хотя убили меня не на вокзале, но было это не менее страшно. Всегда ведь кажется что, своя боль самая больная, своя обида самая обидная, своя смерть самая смертельная. Кстати, я не представился. Сейчас еще не время. И сказать честно, я еще и сам не знаю, кто я. Представьте себе, я не знаю, как я выгляжу, сколько мне лет. Даже не знаю, как меня зовут. И вообще не знаю, было ли у меня когда-нибудь имя. Что-то я припоминаю отдельными фрагментами, но полной картины моей жизни нет. Но сразу хочу сказать, что эта история будет не обо мне. Так, по крайне мере, сказал появившийся рядом со мной проводник душ.
Случилось это так: я еще ощущал вкус смерти у себя во рту и тело мое еще разрывалось от мучительных страданий, как вдруг ко мне подошел проводник. Не надо было ничего объяснять, я знал, что он пришел за мной. В то же мгновенье возник перед нами хранитель и в резкой форме приказал проводнику прекратить перемещение. Потом они о чем-то пошептались и проводник покорно удалился. Я остался один, гадая, почему я отвергнут и тем, и другим миром. Я не знал причину моей смерти, не знал людей, которые, возможно, меня оплакивают. Мне никто не торопился ничего объяснять. Мне лишь было сказано, что я здесь не ради своей истории, а ради истории своего убийцы.
Но я, как порядочный призрак, хочу начать историю с начала. Духи могут проходить сквозь стены, это знают все. Но также для нас, лишенных плоти, не существует такого понятия, как время. Его просто нет. У нас нет прошедшего или грядущего. Я узнал от одного хранителя, который ненадолго задержался рядом со мной на этой мраморной лестнице, что я могу перемещаться в прошлое. А хранители могут даже вмешиваться в события будущего, но не сильно отдаленного. Хранители вообще очень важные ангелы и оттого порой такие борзые. Я всего несколько часов как умер, но уже успел столкнуться с их важными лицами. Всё-то они знают, всё они умеют. Прямо не подступиться к ним. А ведь я еще многого не понимаю, хорошо бы мне кто-нибудь объяснил, что ту