Однажды в августе
Лариса Порхун
Двое детей. Брат и сестра, живущие на территории закрытой воинской части. Солнечный рассказ-воспоминание об одном августовском дне…
Лариса Порхун
Однажды в августе
Было это в середине августа, много лет назад, но вспоминается так ярко, так отчётливо, словно было вчера…
Мы с моим младшим братом шли в капониры… Стоп, здесь вынуждена сама себя ненадолго остановить, чтобы попытаться в нескольких словах пояснить, что это собственно такое и где мы тогда жили.
Нет, я ничуть не сомневаюсь, что многим известно, что капониры – это такие военные, оборонительные сооружения, но для нас, в нашем детстве, они представляли нечто особенное.
Вообще, это был какой-то отдельный, совершенно автономный мир. При всём при том, что объективно говоря, ничего особенно выдающегося там не было. Ну вот представьте себе относительно небольшую, довольно холмистую территорию, обильно поросшую густой растительностью с кое-где встречающимися бетонированными лазами, (собственно, они-то и есть капониры), которые из-за буйства травы, даже не всегда удавалось разглядеть. И ещё росли там во множестве, как бог на душу положит, яблоневые деревья. Вот, в сущности, и все капониры. Но поди ж ты, тянуло нас туда неумолимо, я бы даже сказала со страшной силой.
Что это было? Отсутствие альтернативы? Ведь жили мы в военном городке, где не то что в развлечениях, а даже в сверстниках ощущался значительный дефицит. Например, в ближайшую школу нас, пять или шесть детей разного возраста возили на автобусе за несколько километров.
Или действительно там было нечто особенное, что манило и притягивало? А может мы с братом, просто, что называется, совпали с этим местом в каком-то ментальном смысле? Ведь других людей мы встречали там нечасто. Кто знает…
Но если позволяла погода и имелось свободное время, мы почти всегда шли туда. А учитывая, что воинская часть располагалась на территории одной из наших южных республик, а значит, солнечных дней в году было предостаточно (трава в капонирах стояла зелёной до середины ноября), да и нехватку свободного времени мы как-то особенно не ощущали, то можно предположить, что ходили мы туда довольно часто. Что мы там делали? Как и у многих, у нас этот процесс именовался очень просто: гуляли.
А заодно ловили бабочек, стрекоз и ящериц, коих было там великое множество. Таскали домой в стеклянных банках из огромных луж головастиков, пытаясь поэтапно отследить весь процесс превращения маленького, шустрого и странного существа в зелёного, пучеглазого лягушонка. Забирались на самый высокий стог сена, который заготавливали местные мужики из ближайшего села и мечтали. И ещё говорили, делились планами по поводу того, что будем делать, когда покинем это место.
И смеялись… Боже мой, как же мы смеялись тогда… До коликов в животе, до слёз, беззаботно, неудержимо, взахлёб. Кстати, я не так давно заметила, что хохотать, как тогда, открыто, широко с участием всего спектра чувств, всем своим юным, искренним естеством, не обременённым заботами и тревогами будущего и не томимым призраками прошлого, со временем случалось всё реже. А жаль, иногда этого очень не хватает…