Хёрст

Глава 1

Холодный, моросящий дождь бьет в лицо, течёт по рукам. Кожа покрывается красными пятнами, вспухает, твердеет и начинает чесаться. Дышать становится трудно. Задерживаю дыхание секунд на двадцать, ну вот полегчало.

Сколько человек может терпеть боль, науке неизвестно. Мне – известно, я терплю её, можно сказать, с самого рождения. Такое чувство, родился не там и не в то время. При крепком телосложении, на первый взгляд, можно сказать атлетическом, сложно поверить, что у меня могут быть проблемы со здоровьем, но это так.

Мир мне кажется не совсем таким, каким выглядит. Он – многослойнее что ли, неоднозначен и полон неожиданностей. Порой люди слишком эмоционально реагируют на события, которые от них за тысячи километров и напрямую никаким боком их не касаются, переживают, злятся, а то, что происходит под боком, в обычной жизни – не замечают или стараются не замечать: неприбранный двор, заваленный осенними листьями, асфальт в трещинах и ямах, собаки без намордников и претензий, справляющие свои дела на газоне, машины, проносящиеся с бешеной скоростью и поднимающие грязную волну, обрушивающуюся на тротуар и пешеходов. Повседневный быт, спешащих на работу и учебу людей, каждодневная рутина, притупляют чувства восприятия окружающего, но не к личной боли.

К боли привыкнуть нельзя, она всегда с тобой. Может, есть какие-то методы её облегчить? Иногда захожу на сайты, где рассказывают о новых способах лечения, но как-то всё не о том.

А тут заинтересовался институтом, у нас, на севере. Тематика у них интересная, о генетической вариативной наследственности, проще говоря, наследственной мутации и методах её лечения. Набиралась команда, желающих участвовать в эксперименте, правда, по результатам генетического анализа. Для этого надо отправить им конверт с копией паспорта и прядью волос. Ответ пришёл быстро: приглашали в июле, на две недели, по указанному в письме адресу. Меня это очень устраивало, как раз летом, во время отпуска.

Время пролетело быстро, и вот, только что спустившись с поезда, стою с дорожной сумкой, на перроне вокзала города Т, и думаю, как мне добраться до института. Конечно, в приглашении был указан номер автобуса, с которого надо сойти на повороте к Громобоево, но ужасно не люблю пользоваться автобусами в незнакомом месте: могу пропустить остановку или не туда уеду. Тут подъехало такси, и водитель, высунувшись из машины, стал спрашивать у людей на остановке, кому до Громобоева, причём уточнил, готов подвести за полцены, у него оттуда заказ на пассажира.

Бросив сумку на заднее сидение, устроился рядом с водителем: вдруг повезёт что-то узнать о месте, куда еду.

Узнать удалось немного. Место это мало посещаемое, вызовы бывают не часто, сотрудников, вероятно, возит свой автобус. Один раз он подбросил туда молодого человека, а потом забирал. Так вот, вперед тот ехал веселый и разговорчивый, а возвращался расстроенный, всю дорогу молчал. Минут через тридцать, такси высадило у огромных, витых чугунных ворот и уехало.

Подойдя к ограде института, прежде чем нажать на звонок вызова, осмотрел его территорию. За воротами простиралось большое поле, на другом краю стояло длинное пятиэтажное здание, сталинской застройки. Ворота сами собой открылись, и я шагнул на дорожку, ведущую к нему. У входной двери, встретил молодой человек, вежливо предложив следовать за ним. Пока шли по коридору, то и дело попадались люди в белых халатах, не обращавшие на нас никакого внимания. На вид больница больницей, только пациентов не видно. Вошли в кабинет, судя по табличке на двери, заведующего приемным отделением. Мужчина, примерно лет пятидесяти, встал из-за стола, представился Олегом Игоревичем, указал мне рукой на кресло, а сам сел, напротив. Он несколько секунд внимательно рассматривал меня, а затем, спросил: готов ли узнать всю правду о себе, какая бы она ни была, и если готов, то должен подписать документ о согласии на медицинские манипуляции. Что зря сюда приехал? Конечно подписал бумаги, и молодой человек проводил в палату.

Палата показалась уютной, какой-то даже совсем не больничной. Кроме кровати, стола, шифоньера и