Приватный клуб семи муз мастера

Инна Лайон

Мадам кивнула. Впереди было путешествие в Антиб, поиски поверенного в делах и июльское заседание комиссии по решению судьбы «Герники». Последняя страница ее истории должна быть перевернута. Хотя кто знает, может, и не последняя? Как там писали в одной из статей о Пабло? «Пикассо написал наши судьбы заранее. Все, что мы любим, будет потеряно, и завтра – не гарантировано никому». Разве что если ты еще на этом свете уже оплатила свое членство в приватном клубе.

Инна Лайон

Приватный клуб семи муз мастера

Черный «Ситроен С4 Пикассо» притормозил на узкой улочке Ториньи рядом с домом номер 5. В свете фар блеснула синяя табличка: «Национальный музей Пикассо-Париж. Открыт с 9.30 до 18.00 часов, кроме вторника».

Посещение популярного музея не смутило бы случайного прохожего, если бы не столь неурочный час. Время приближалось к полуночи.

Свежая апрельская ночь благоухала цветущими каштанами, но ей никого не удалось бы одурачить – обманчивая ночная прохлада лишь обещала жаркий день.

Темно-синяя обшарпанная дверь в каменной стене отворилась, и молодой человек в темном костюме выскользнул на тротуар. Шофер открыл дверцу машины и помог выбраться наружу пожилой даме.

– Мадам Солк, – пробормотал молодой человек, припадая к ее морщинистой руке.

– Андре, пожалуйста, без имен. Пусть этот визит останется в тайне, как и предыдущие, – ответила дама по-французски.

– Да-да, конечно, простите.

Он почтительно согнулся.

Пожилая дама похлопала смотрителя по плечу. Она была невысокого роста, хрупкого телосложения, в стильном красном с желтыми цветами кардигане и черных брюках и таких же черных туфлях без каблука. Коротко стриженные черные волосы обрамляли ее морщинистое лицо с высоким лбом и нарисованными бровями. Островатый нос, узкие поджатые губы, на которых когда-то играла ослепительная улыбка, и дряблые щеки, висевшие как два мешочка спитого чая. Но ее темные проницательные глаза смотрели живо и искренне.

Смотритель придержал дверь, и оба проследовали во внутренний дворик музея, вымощенный булыжником. Пожилая дама опиралась на руку молодого человека и держала в руках дамскую черную сумочку. Пара направилась к центральному входу музея.

– Андре, как поживает ваша семья? – проскрипела старуха.

– С ними все в порядке, мадам. Полин на седьмом месяце. Ждем прибавления в июне.

– О-о, поздравляю вас. Я распоряжусь о повышении вашего жалованья. И передайте Полин мой поклон за то, что отпустила мужа на ночное бдение.

Он низко поклонился:

– Благодарю вас.

Ночные посещение музея были событиями не частыми, но весьма деликатными и таинственными. Андре, как главный смотритель, был посвящен в это таинство и получал недурные чаевые за сопровождение старухи. Вернее, легенды прошлого века.

Они пересекли внутренний дворик от ворот до главного здания музея, расположенного в трехэтажном здании бывшего отеля Сале. Вошли в вестибюль музея. Андре позволил себе наклониться к уху женщины и прошептать:

– Как прошел ваш юбилей, мадам?

– Ах, Андре, оставьте. Когда тебе исполняется сотня лет, ты чувствуешь себя забытой картиной в заброшенной мастерской. Новые люди, чьих имен ты не помнишь, и новые лица, которых ты никогда не видела, аплодируют, дарят ненужные подарки и говорят тебе пустые речи. А те, кого хотелось бы увидеть в этот день, давно почили в бозе.

Тяжело опираясь на руку Андре, пожилая мадам неспешным шагом следовала за ним по залам музея. Они миновали два первых зала и вошли в просторную длинную комнату. Света не зажигали. Лунного освещения было достаточно, чтобы различить предметы и даже картины. Посреди зала стояли в ряд четыре современные неудобные скамьи для посетителей, желающих отдохнуть от километров картин. Глубокое бархатное кресло, стоявшее чуть поодаль лицом к картине Пикассо «Женщины, бегущие по пляжу», совсем не вязалось с современным интерьером выставочного зала. Оно было принесено заранее для поздней посетительницы, в которое она тихо и опустилась.

– Вам что-нибудь принести, мадам? Кружку чаю? Стакан воды? Бокал шардоне?

– Нет, Андре, ничего не нужно. Ожидайте меня на улице. А сейч