Тартан
Юлия Александровна Петрова
Успешный писатель, который не знает, как закончить очередной роман, застревает в аэропорту Гатвика. В поисках идеи для завершения рукописи, он начинает знакомиться с разными людьми и узнавать их истории. Но вскоре выясняется, что и сам аэропорт, и все люди в нём ? это совсем не то, что кажется на первый взгляд. Теперь писателю предстоит не только разобраться, что же здесь происходит на самом деле, но и узнать о себе кое-что очень важное. Точнее вспомнить.
Юлия Петрова
Тартан
Взрослые тоже изнутри не такие уж взрослые. Снаружи они большие и безрассудные, и всегда знают, что делают. А изнутри они нисколько не поменялись. Остались такими же, как ты сейчас. А вся правда в том, что и нет никаких взрослых. Ни единого в целом огромном свете.
Нил Гейман, «Океан в конце дороги»
Пролог
Когда северный ветер сменился на западный, он унёс с собой тяжёлые зимние тучи, клубившиеся над городом. На их место пришли туман и изморозь. А вместе с ними и перемены.
Последние, как известно, бывают двух типов: те, которые нам приятны и радостны, и те, от которых хочется бежать сломя голову. Однако эти перемены были иного толка. Они повисли в воздухе безмолвным предчувствием неминуемого. Замерли, словно кошка на пороге. И теперь томительно и тягуче раздумывали, входить им или нет, заставляя при этом всех окружающих нетерпеливо переминаться с ноги на ногу возле приоткрытой двери.
В дом Пирсов перемены пробрались в субботу утром. Впорхнули в окно вместе с весенней свежестью, игриво пощекотали занавески и опустились на плечи невысокой статной женщины, сидевшей за письменным столом.
Она тут же вздрогнула и отложила ручку. Замерла, тревожно прислушиваясь, а затем качнула головой и вернулась к своему занятию.
Занятие это, к слову, было очень важное и очень ответственное: женщина писала письмо.
Конечно же, она почувствовала, что вокруг что-то неуловимо изменилось. Люди всегда чувствуют такие вещи, даже если они в них не верят. А она ? верила. Однако ничем не выразила своего пронзительного беспокойства. Разве что поплотнее закуталась в шерстяной шарф цвета поздней осени.
Когда-то давно женщина привезла этот шарф из Шотландии. И с тех пор он стал для неё символом несбывшейся мечты. Жизни, которой так и не случилось.
Шарф был очень красивый. Тёплый и мягкий, в охристо-зелёную клетку на красном фоне. Такой орнамент ещё называют шотландской клеткой или тартаном.
На первый взгляд в нём нет ничего особенного: сплошь линии да полоски. Одни идут параллельно друг другу, изредка пересекаясь. Другие заполняют прямоугольные области тонкими диагональными штрихами. Однако всё вместе складывается в один из самых узнаваемых и самых древних орнаментов в мире.
Но ведь орнамент ? это такая хитрая штука: стоит поменять в нём всего лишь пару нитей или их оттенок, и получится уже что-то совершенно иное. Что-то новое. Что-то неизвестное. Что-то, чего никогда не существовало раньше.
С человеческими судьбами происходит примерно то же самое. Стоит поменять всего лишь пару решений, и у тебя получается уже совсем другая история. Лучше ли? Хуже ли? Кто знает.
Женщина думала об этом уже сотни раз, а потому, пока писала письмо, не чувствовала ни горести, ни грусти, ни сожалений. В словах, которые ложились на бумагу легко и непринуждённо, жила лишь любовь и капелька нежной грусти.
Она писала о любимых ромашках и маргаритках. О детских играх и о разбитых коленках. О сказках про фэйри. О школьных тетрадях и старых библиотечных книгах, пахнущих пылью, клеем и тем загадочным странно опьяняющим ароматом, который витает во всех букинистических магазинах.
Она всё писала, и писала. А когда последняя точка была поставлена, даже не стала перечитывать то, что у неё получилось. Просто отложила письмо на край стола и задумчиво посмотрела в окно.
Из комнаты открывался вид на задний двор, огороженный высоким штакетником, вдоль которого тянулась живая изгородь. Ещё здесь была деревянная беседка, качели и небольшая скромная клумба, где к началу лета зацветали дельфиниумы, герани и вероника. Сейчас трава была ещё вялой и жухлой, зато остролист на ж