Итальянские каникулы. Чао, лето!

Александра Хоменок

Кате только исполнилось тринадцать. Она пишет сочинение, посвященное погибшей маме, прощается с потерянным псом, учится играть на гитаре и петь песни на английском. А еще она придумывает себе псевдоним – Кэт. Отношения с тетей Лёлей портятся – она больше не маленькая племянница, которую хочется обнимать. Она – подросток на попечении, с которым нужно уживаться. Летом Кэт снова едет в Италию по программе для детей-сирот и надеется, что в этот раз все будет иначе, ведь она стала старше. Но чего девочка точно не ждет – так это новых испытаний и запоздавших день рожденных подарков: морского караоке и семью, которая примет ее как родную. Но главное ожидает Кэт по возвращении – находка, которая растопит ее сердце и откроет его навстречу музыке жизни.

Александра Хоменок

Итальянские каникулы. Чао, лето!

Часть первая

Домашняя

Короткая

Чем ты старше,

тем больше вещей,

о которых ты можешь вспомнить

и радоваться этим воспоминаниям.

Кадзуми Юмото.

Дни,

в которых появилась музыка

В тринадцать лет ты знаешь о себе примерно все. Только из гороскопа. А так, возраст ни о чем. Среднее жизненное на всех фронтах. В самом расцвете только прыщики на лице. Со школой тоже все понятно: не высовывайся и учись себе тихонько. Кое-где опоздай, кое-что почитай. Хорошо, что с английским мы дружим – на него у меня большие надежды и предчувствие. Тем более Лёля сказала – учи язык и будет тебе летом Италия.

А еще с музыкой у меня сложилось. Нет, на гитару меня Лёля не пустила.

– Я уже наигралась когда-то так, что ходила лунатиком по дому, – сказала она, – и вместо обычных – музыкальные диктанты в школе писала.

Но Эдик тут проявился: притащил из гаража свою старую гитару, купил и натянул пластиковые струны, чтобы пальцы не так болели, настроил кое-как. Уж не знаю, чем он Лёлю задобрил, но гитару она в дом приняла и даже место ей обустроила, правда, за шкафом, подальше от своих глаз.

Эдик как наоперируется за день, как придет домой весь такой вроде веселый, гитару достанет – и давай один и тот же мотив гонять по двадцать раз. Я всегда думала, что он это от хорошего настроения. Но Лёля его дольше знает и объяснила – что наоборот, поет, когда на работе плохо что-то, не ладится с больными питомцами или птичку жалко. Я поверить не могла – разве можно так самозабвенно играть и петь, если настроения нет? Оказалось, можно.

Эдик наотрез отказался разучивать все песни кроме одной. Там про санитаров, которым я ни в коем случае не должна отдавать его гитару, когда они за ним придут. А когда это случится, я должна непременно спеть им всем песню про любовь. Вот такие там строчки. И так Эдик к этой песне прикипел, так жмурился, когда мы ее вместе пели, что я наконец согласилась – плохо ему, да. Когда человеку хорошо, не будет он так по струнам лобать и так неестественно хрипеть Вольским.

Когда Лёли и Эдика не было дома, я потихоньку учила другие песни. И даже успела одну грустную и одну на английском. Один раз я в школе сыграла их, так для себя, на чужой гитаре, которую мне просто подержать дали. После этого меня в походы стали звать и я там играла и других учила.

Но Лёля как-то раньше с работы вернулась и услышала, конечно, как я горлопаню, и вся застыдилась перед соседями, которые между прочим претензий не предъявляли.

– Так значит! Теперь я для тебя тетя Лёля! – перекричала меня она и отвезла гитару бабе Маше.

Но было уже поздно. Пальцы намертво запомнили аккорды, и я играла на невидимой гитаре не хуже, чем на настоящей. А вот Эдик еще угрюмее стал. Теперь ему не на чем было свое плохое настроение отыгрывать, и он записался на волейбол. Иногда мы с ним все же пели про санитаров, когда Лёля в свои туры ездила. Я мычала, создавая музыку, он пел. Получалось неплохо, даже соседи оценили, постукивая по батареям чем-то железным в ритм.

Я даже нарисовала на картоне гриф в натуральную величину и на нем простым карандашом помечала аккорды – учила новые, повторяла старые. И до того заигралась, что меня в музыкальную группу взяли. Правда, в поп. И у всех там были сценические имена, как у «Spice Girls». А