Радуница
Андрей Александрович Антипин
Сибириада
Новая книга известного сибирского писателя Андрея Антипина состоит из произведений, посвящённых современной русской деревне, отдаленным поселкам севера Восточной Сибири. Герои коротких повестей и рассказов – деревенские жители, сибиряки, переживающие времена обветшания и разрушения прежнего, советского уклада. Со знанием мельчайших деталей автор описывает то, как живут люди, что становится для них непосильной ношей, а что, наоборот, крепит их на земле и какие черты сохраняются в русском человеке, несмотря ни на какие переломы и потрясения.
Андрей Антипин
Радуница
© Антипин А.А., 2022
© ООО «Издательство «Вече», 2022
От автора
Родился 19 августа 1984 года в селе Подымахино Усть-Кутского района Иркутской области.
Это на реке Лене, в верхнем течении.
Родители – работники культуры. Отец одно время заведовал сельским клубом, а потом до выхода на пенсию возглавлял в нём детско-юношеский сектор. Мама – библиотекарь.
Бабка с дедом по отцовской линии, с которыми связаны мои детство и юность, – простые крестьяне, трудились в колхозе. Бабушка также работала заведующей клубом, а чуть раньше – школьным библиотекарем. (Но бабушка никогда себя так не называла, говорила об этом периоде своей жизни – «выдавала книжки». Это к слову.)
Предки по матери – из Ленинградской области. Тоже деревенские. До Великой Отечественной, спасаясь от голода, скочевали в Восточную Сибирь, где жилось посытнее. Осели на территории нынешнего Усть-Ордынского автономного округа, посреди жёлтой бурятской степи с завихреньями гнилого березняка на горизонте. «Мы из России приехали!» – часто напоминала бабушка. Она работала метранпажем в районной газете, а дед – монтёром на почте.
Они, родители отца и матери, в моём сознании как бы объединили Сибирь и Центральную Россию и две условные ветви одного народа – сибиряков и россиян. В детстве я почти не встречался со своими «российскими» родственниками, и в большей мере на меня повлияли мои сибирские корни.
Дом в Подымахине (старая большая изба) стоял на месте бывшего церковного кладбища. В ограде нельзя было глубоко копать. Позже новые жильцы при углублении подвала и рытье колодца обнаруживали захоронения. Запомнился рассказ о поднятом крестьянине с православным крестом на груди и в юфтевых ичигах с сухой травой вместо стелек.
Мне было три года, когда мы переехали в Казарки. Это чуть ниже по Лене, в прямой видимости от Подымахина. Там совхозом сдавались под ключ благоустроенные двухквартирные дома для сельских специалистов, а сама деревня разрасталась во вполне себе советский посёлок с большой современной фермой, медпунктом, почтамтом, лесхозом, электрокотельной и магазинами продовольственных и промышленных товаров с незабвенными для советского человека названиями «Черёмушки» и «Рябинушки».
В Казарках пошёл в новую двухэтажную школу из белого кирпича.
В школе больше всего любил уроки труда и перемены.
Трудовик Владлен Евгеньевич – бородатый приезжий кубанец с характерной хрипотцой в голосе (будто шкварчит в ночи костёр из сырых талиновых веток). В прошлом – комбайнёр. Читал на память «Реквием» Роберта Рождественского, отбивая такт рубленых строчек ударами киянки по верстаку. Из этого я чуть позже сделал заключение, что литература должна быть народной, такой, чтобы её читали на уроках труда в сельских школах.
Тогда же, в школьные годы, пристрастился к чтению. Стал и сам кропать. Это были стихи.
Сочинительству кроме любви к книгам способствовала и другая моя страсть – лес. Осенью в тайге рядом с посёлком добывал ловушками (за неимением ружья) рябчиков и тетеревов, зимой – зайцев, белок и (реже) соболей, а по пути, в перерывах между установкой петли или настораживанием кулёмки, складывал рифмованные строчки. Разумеется, о природе. Помышлял о прозе, пробовал писать первые рассказы и, несясь под сопку на своих охотничьих лыжах, никакой иной будущности не представлял, кроме как повенчанной с великим русским словом…
Что ещё?
После школы окончил факультет филологии и журналистики Иркутского государственного университета. Тот самый, на котором пересеклись Расп