Отираю лицо свое от следов реальности
Кристина Гамбрелли
Ее звали не Изольда, не Гвиневра, не Франческа и не Элоиза.Но, быть может, все эти дамы из далекого прошлого были лишь ее отражениями.Ее звали Марина-Маргарита, а как звали его… она узнавала каждую жизнь заново.Но на роду им было написано только горе.
Кристина Гамбрелли
Отираю лицо свое от следов реальности
Все имена, персонажи и события рассказа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор оставляет за собой право не разделять взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте.
Время есть река возникающего и стремительный поток. Лишь появится что-нибудь, как уже проносится мимо,но проносится и другое, и вновь на виду первое.
Марк Аврелий
538
Ее звали не Изольда, не Гвиневра и не Франческа.
Но, быть может, все эти женщины из далекого прошлого были лишь ее отражениями.
Однако, и она, как все эти дамы, ехала на встречу со своим будущим мужем… не королем, но ярлом. Правителем поселения, предводителем войска. Не настолько маленькой рати, чтобы подобной свадьбой можно было пренебречь.
И охранял ее храбрый воин – не рыцарь, потому что не было еще такого слова. Но в душе воитель был тот столь благороден, что его можно было смело назвать и понятием более позднего времени – джентльмен.
Ее звали Иоланда, его – Уилан.
Они путешествовали сперва по суше, затем – морем, на корабле. После им предстояло вновь пересечь верхом и пешком несколько земель – не откровенно враждебных, и все же, в лояльности этих странишек можно было и усомниться. Ярл, к примеру, сомневался. Уилан – нет. Он знал, что если придется, он отобьется и защитит королевну.
А она держалась с изумительной для женщины стойкостью. За все путешествие он не слышал от нее ни одной пустой жалобы, ни одного капризного требования.
Не женщина, а фея, думал Уилан. Неужто она не чувствует холода, голода, неужели ей жесткие доски кажутся мягче пуховой перины? Да она, должно быть, ведьма.
В чем-то он оказался прав. Но не во всем.
И решил понаблюдать за королевной.
Море потрепало их однажды – швыряло корабль, словно кошка дохлую мышь, играло, не жалея… Двоих матросов смыло в море. Уилан их не знал, и не печалился, Иоланде тем более не было причин грустить. Однако ж, воин нашел королевну на палубе, как только шторм унялся. Иоланда стояла, прямая, недвижная, будто статуя, вцепившись руками в борт, и смотрела в даль моря, стальную, остро взрезавшую край неба, подобно клинку. Ветер не шевелил ее длинную, перевитую серебристой нитью косу – слишком тяжела. Но вот подол легкого платья то и дело вздымал. И Уилан заметил, что ноги Иоланды стерты в кровь неудобными туфлями.
Значит, все-таки она не фея, подумал воин, но в то же время почувствовал, что не может не восхититься королевной.
– Вы смотрите на меня? – Она выпрямилась, убрала руки с края палубы. – Не нужно на меня смотреть.
– Почему? – Он отвел глаза, когда она его окликнула, но тотчас снова обратил взгляд на Иоланду. – Я Вас оскорбляю?
Королевна задумалась на мгновение, соображая, действительно ли это так. Воин успел улыбнуться, пока она раздумывала: миг, да еще миг, столько понадобится времени, чтобы бросить на пол два лепестка розы.
– Нет.
Она спросила, как его зовут. Ее имя он знал.
539
Долгое путешествие сделало свое дело. Когда Иоланда и Уилан ступили на сушу, они уже не мыслили жизни друг без друга.
Будь это баллада или легенда, они бы искали пути побега. Они бы считали, что у них действительно есть право любить друг друга.
Но – нет. Это была реальность, и оба, и воин, и королевна, видели только один выход: подчиниться долгу.
Уилан провел Иоланду по дружественным землям и доставил к становищу ярла. Владыка щедро наградил воина и отпустил того восвояси – до поры, пока в нем снова не возникнет нужда. Иоланда осталась со своим новоиспеченным мужем и признала в нем правителя и господина, как того требовали закон и боги.
Боги…
Там, на корабле, Уилан спросил ее, во что она верит: в Одина, в Иисуса? Иоланда вместо ответа достала из-за