Часы
Видавший виды ТУ-134 спрыгнул с небес и, грузно спружинив колёсами шасси, покатился по взлётной полосе, теряя скорость. Колонна дембелей в пушистых шинелях, начищенных до зеркального состояния ботинках и высоких квадратных шапках с краснозвёздными кокардами смотрела на самолёт и ждала его посадки. И он остановился. Торопливо – опоздать он, что ли, боялся? – к самолёту подкатил трап, открылась дверь, и наружу, в колонну по одному, начали выходить заспанные солдаты.
– Пупки! – радостно закричали дембеля и начали движение навстречу.
– Добро пожаловать в Польшу! – приветствовал вновь прибывших бравый, крепкого телосложения сержант, когда колонны поравнялись.
– Вешайтесь, пупы! – весело вторил ему рядовой с густым светлым чубом и в шапке, еле державшейся на затылке.
Новобранцы молчали, лишь самые бойкие, зная, что им за это ничего не будет, нагло возражали.
– Да пошёл ты! Сам вешайся, чмо!
– Мы ваших баб едем драть! – не унимались дембеля.
– А мы ваших давно уже отодрали! – слышалось в ответ.
Но ни злости, ни ненависти в голосах ни тех, ни других не было. Скорее всего, это был какой-то многолетний армейский ритуал. Я молчал, мне лень было надрывать глотку и обмениваться пустыми оскорблениями с людьми, которых я, скорее всего, никогда больше не увижу. Я шёл в колонне новобранцев, и мне было о чём подумать. Дембеля между тем влезли в нагретый нами самолёт, а мы подошли к двум тентованным «шестьдесят шестым» ГАЗончикам. Из кабины одной из машин вылез ловкий, бывалый солдат и подошёл к нам.
– Здорово, пацаны! – приветствовал он нас.
– Здорово! Привет! – вразнобой ответили мы, с интересом его рассматривая. Среднего роста, среднего телосложения, круглолицый, с голубыми, нагловатыми глазами.
– Откуда прибыли?
– Из Куйбышева. Из учебки, – за всех ответил я.
– Две сопли там навесили? – спросил водитель, указывая на лычки младшего сержанта на моих плечах.
– Там.
– Сам откуда?
– Из Уфы.
– Не земляк, – без особого, впрочем, сожаления, констатировал водитель. – Пацаны! Часы есть у кого-нибудь?
– Ну есть, и чё? – спросил один из моих сослуживцев по кличке Зелёный. – Время узнать хочешь?
– Купить хочу, – как-то хитро улыбнувшись, ответил водитель, – покажи, заценю.
Зелёный нехотя задрал рукав шинели, обнажая тёмное запястье, на котором блеснули довольно приличные часы.
– Продай! – предложил водитель, по достоинству оценив хронометр.
– Не могу. Подарок.
– Подарок? – рассмеялся боец. – Да у тебя в роте какой-нибудь дедушка Советской армии их бесплатно отберёт, ему насрать: подарок это или нет. А я тебе хорошие деньги предлагаю. Пятьдесят злотых!
– Пятьдесят злотых? – протянул Зелёный. – А это сколько?
– Считать не умеешь? В школе плохо учился? – снова рассмеялся водитель и взглянул на меня, ища поддержки. – Пятьдесят рублей! Вот сколько!
Пятьдесят рублей за подержанные часы – это была хорошая цена! Очень хорошая! Зелёный задумался.
– Да продавай, даже не думай, – видя сомнения Зелёного, начал настаивать водитель, – через год, у молодых, себе ещё лучше добудешь.
И Зелёный сдался. Часы перекочевали на руку нового хозяина, а в карман уже бывшего их носителя опустилась невзрачная бумажка в пятьдесят злотых. Донельзя довольный покупкой, водитель исчез, а к нам подошёл ещё один наш сослуживец и мой земляк Альберт Суворов.
– Вы чего тут суетитесь с этим водилой? – спросил он.
– Да вот Зелёный часы продал.
– Часы продал? – заинтересовался Суворов. – И за сколько?
– За пятьдесят злотых, – Зелёный достал из кармана купюру, и протянул её Альберту.
Тот рассеянно повертел бумажку в руках, о чём-то задумался и вдруг воскликнул:
– Ну ты и дурак!
– Ты за языком то следи! – набычился Зелёный.
– Да чего там следи! – осадил его Суворов. – Ты хоть знаешь курс злотого к рублю?
Зелёный был деревенским парнем, и, конечно же, он знать не знал и ведать не ведал ни про какой курс. Не знал и я. Когда-то в школе преподаватель обществоведения говорила нам, что один североамериканский доллар стоит шестьдесят советских копеек, а вот про злотые…
– Ну и какой курс? – бледнея лицом, поинтересовался Зелёный.
– Один рубль стоит тридц