Карусель для двоих, или Рыжая-не-бесстыжая

Наталья Викторовна Литвякова

Говорят, что наша жизнь – карусель: мы вращаемся в определенном месте с определенной скоростью, наблюдая за событиями или участвуя в них. Иногда это – сплошное падение или свободный полет, но чтобы не произошло, всё вернется на круги своя. Лиля Крылова едет в Москву, чтобы встретиться с бывшим одноклассником и разобраться в чувствах к нему. Но ситуации, в которые попадает Лиля, новые знакомства, превращают путь в наполненное приключениями и неожиданными поворотами, путешествие. И вот уже постулат о том, что «всё вернётся на круги своя» теряет актуальность: финал поездки далёк от Лилиных представлений о нём. Эта история не только о любви, но и о том, что при множестве различий в людях: интересы, убеждения, характеры, воспитание – можно прийти к согласию и даже найти счастье. Там, где компромисс не унижает чувство достоинства, не ущемляет свободу, его нужно использовать. Возможно, всё возвращается на круги своя, но только немножечко изменившись. Как ни крути… карусель.

Наталья Литвякова

Карусель для двоих, или Рыжая-не-бесстыжая

И тогда она сбежала. Вот взяла, и сбежала от них! В самый разгар встречи, когда произнесли уж и первый, и десятый тост за «за встречу», когда уже переговорили о том, о сём, кто, где и как, когда беседа просто превратилась в банальное мытье костей отсутствующим. А Катька развелась, вы знаете? А Петров в Москву подался на заработки, слышали? Съест его столица, съест, и не подавится… Пожелали, в общем, успеха бывшему однокласснику. Лилька послушала-послушала, поглядела на них, компанию свою школьную, бывшую, и поняла: скучно. Пусто. Девиз «Один за всех и все за одного!» приказал долго жить, а плащ Д'Артаньяна в один миг соскользнул с плечей. Его затоптали – не заметили. И вот тогда она сбежала. Ничегошеньки никомушеньки не сказала. Сбежала, и всё. Прям как Петров в свою Москву.

В натопленном автобусе жарко, даром что февраль, Лиля вспотела. Стянула шапку – непослушные рыжие пружинки тут же в разные стороны стали торчать, рады стараться. Не волосы, а клоунский парик, тьфу на них. Чёлка липла ко лбу, Лилька стала дуть на неё, словно на дворе знойный июль, а не последний месяц зимы. Подстригусь, пригрозила волосам, налысо. Без толку. Она в очередной раз поправила причёску и уставилась в окно. Хотя что можно разглядеть в том окошке – света белого невидно? Разве что себя.

…В белой пушистой шапке из ангорки тринадцатилетняя Лиля похожа на одуванчик. Кажется только дунешь – полетят парашютики-зонтики как заздрасьте. Но дуй, не дуй, пушинки и так лезут в нос, в рот, и это помимо надоедливых волос. Как тяжело жить на свете, эх. Так хочется скорей стать взрослой и не носить дурацких шапок, и подстричься как Леська из 7-В. Сессон или Сасун, кажется так, она говорила. И Петров тогда наверняка оставит её в покое, перестанет дразниться и подкалывать. Дурак! Лилька смотрела в окно, будто в телевизор, и вообще нет ей дела до Петрова никакого. Ни на капелюшечку, ни вот настолечко, а он – вот вам, пожалуйста – отражается. Корчит в стекло рожицы и показывает язык. Навязался на её голову: решил проводить после экскурсии с классом по городу. И теперь любуйся на него сколько влезет. Не лезло нисколько однако. Лиля насупилась. Повернулась к нему, хмурая, чтоб оценил степень её раздражения.

– Что показывали, рыжая? – тут же прицепился Петров. Не оценил, понятное дело. До некоторых как до жирафа доходит.

– Программу телепередач, – буркнула она. И огрызнулась: – Сам ты рыжий!

– Здравствуйте, товарищи! Начинаем программу телепередач на завтра, на завтра. Завтра вы увидите, то, что никогда не видели, это будет завтра, – запел Петров в ответ, всё так же кривляясь. Тоже тут, нашёлся Александр Барыкин. Окончил голосить и громко засмеялся. Заржал прямо. На весь автобус. Лильке аж стыдно стало и горячо, будто в Африку попала.

– Точно – рыжий. Клоун! Потише себя веди, мы не в цирке, – пыталась приструнить она одноклассника. Но того уже не унять:

– Да ладно тебе. Что наша жизнь – ци-ы—ы—ырк!

Так бросьте же борьбу,

Ловите миг удачи,

Пусть неудачник пл