Разговор банковских карточек

– Всё, пропала я! Даже не знаю, что делать! Чертов банкомат скушал меня. Бедный хозяин чуть с ума не сошел. Все надеялся, что эта чокнутая машина выплюнет меня обратно на белый свет. Не дождался, ушел. И вот теперь, как дура, лежу в спецприемнике, словно в тюрьме. Замуровали, демоны!.. Ой, тут, кажется, еще кто-то есть. Вы кто? Здесь плохо видно.

– Это я.

– Кто это я?

– Банковская карточка, я здесь с утра страдаю.

– Соседка по несчастью, значит. Это хорошо, не так страшно вдвоем будет. Что ж, давайте знакомиться. Я золотая карточка «Голд Кард»! Даже в темноте видно мой золотой отлив. А вы, извините, кто будете?

– Я карточка «Мир», на мне две птички нарисованы, на веточке. В темноте плохо видно.

– Мир дому твоему, значит. Ну и как поживаешь, карточка «Мир»?

– Да я живу тихо-мирно, никого не трогаю, а этот нехороший банкомат похоронил меня заживо.

– Не переживай сильно, скоро нас освободят, поверь мне. Скажи лучше, хозяин тебя не обижает, пополняет регулярно?

– Да, регулярно, четвертого числа каждого месяца.

– А почему только четвертого?

– Хозяйка моя, Евдокия Ивановна, пенсию получает четвертого числа.

– А где ты бывала, что видела?

– Да я, кроме продуктового магазина и аптеки, больше ничего и не видела.

– Что же это ты, бедняжка, весь месяц только по магазинам и аптекам?

– Почему месяц? Только одну неделю, а потом три недели лежу на полочке, отдыхаю, жду четвертого числа.

– Скучная у тебя, однако, жизнь, на полочке лежать!

– Почему же скучная? К Евдокии Ивановне подружка приходит. Они чай пьют с сухариками, разговаривают, а я слушаю.

– Ну и о чем они говорят?

– Ой, они долго говорят! Сначала о погоде, потом о детях и внуках. Здесь я их еще слушаю, но когда начинают обсуждать свои бесконечные болезни, я не выдерживаю, засыпаю. Просыпаюсь обычно под пенсионные разговоры. Ну а вы, Золотая Карточка, как живете, на полочке долго лежите?

– Мне на полочке некогда лежать. Я все время в делах. Мой хозяин, Роман Сергеевич, скучать не дает. Бабки поступают регулярно и не только четвертого числа. Очень приятно, когда тебя ими фаршируют. Что-то щелкнет, и ты уже как будто сытая и в дорогой одежде. Неповторимое ощущение.

– И что, много поступает?

– Об этом я тебе, карточка «Мир», сказать не могу, тайна вклада. Но ты особо не завидуй. Это недолго длится. Потом Роман Сергеевич начинает меня разбазаривать направо и налево.

– Это как «разбазаривать»? По аптекам бегать?

– Понимаешь, любит хозяин мой всякие увеселения: рестораны, сауны, командировки. Но и меня по ним таскает. Как я от них устала!

– А это что такое? От Евдокии Ивановны я таких слов не слышала.

– В ресторане собираются мужчины и женщины, садятся за столы, а потом едят и пьют.

– Чай с сухариками?

– Коньяк с омариками! Да, он похож на чай, только горький и дурной какой-то. Меня один раз уронили в бокал нечаянно. Так я потом так чудила! Бедный хозяин целую неделю по банкам бегал, счета выправлял.

В сауне почти как в ресторане, только прежде чем за стол сесть, надо почему-то обязательно догола раздеться.

А вот в чем прикол командировки, я никак понять не могу. Те же рестораны и сауны, только надо обязательно куда-то далеко ехать. И везде эти женщины визжат. Ох, как я их не люблю! Они еще хуже, чем коньяк.

– Почему хуже?

– Потому что Роман Сергеевич, их одевая, меня раздевает. Когда он нажимает кнопку «оплатить» на телефоне, меня аж конвульсия пробивает от досады и злости. Вот представь, с тебя снимают твое дорогое платье и надевают какой-то бабе.

– Какой бабе, жене, что ли?

– Жене тоже иногда перепадает, а чаще разным фифочкам. Одна Анжела Витальевна чего стоит. После этой мадам я вообще чуть живая осталась, полтора цента на счету.

– А моя Евдокия Ивановна не ходит в рестораны и сауны. И в командировки не ездит. А зачем пить горький чай и тратиться на чужих женщин? Глупый он какой-то, твой Роман Сергеевич. Да и мне спокойней лежать на полочке и ждать четвертого числа, чем шляться где попало.

– Зато я, подруга, мир повидала, который у тебя на карточке написан. В разных странах была, на острова всякие летала.

– А чт