Депортация

Олег Айрашин

2046 год. Кто и зачем взрывает атомные станции по всей Европе? Планета застыла на пороге большой войны.Сотруднику секретной Академии метанаук – Александру Константинову – поручают разобраться с ядерными диверсиями. Никогда такого не было, чтобы мир спасал не супергерой, а обычный человек – и вот опять…В захватывающей антиутопии с элементами детектива читатели шутя, между делом узнают всю подноготную атомной энергетики. «Депортация» – четвёртая книга серии «Поперёк программы», но это самостоятельное произведение.Роман может понравиться поклонникам братьев Стругацких, Дмитрия Глуховского и Сергея Лукьяненко.

Олег Айрашин

Депортация

Все события и герои вымышлены, любые совпадения с реально живущими или жившими людьми случайны.

Пролог

Москва, Академия метанаук, первый сектор

29 мая 2046 года, вторник

Первой распяли Швецию, но лишь один человек заподозрил неладное.

– Не нравится мне эта скандинавская история, – вздохнул Ратников, осторожно раскручивая коньяк в пузатой рюмке. – Ох, не нравится…

Я понял его с полуслова.

– Чего уж хорошего… Радиационная авария седьмого уровня, выше некуда.

– Дело даже не в этом, Костя. – Хозяин кабинета, сделав глоток, поставил рюмку на стол и пригладил пятернёй белоснежную шевелюру. – Атомная станция в Рингхальсе – не просто авария. И она не нравится мне.

Ударение он сделал на последнем слове.

Костя – не имя, а производное от моей фамилии – Константинов. Моё настоящее имя Александр. А Ратникова я знаю давно, вместе учились лет восемьдесят назад. Тогда это была совсем другая страна. В то время девушки почему-то любили поэтов, учёных и космонавтов; все анекдоты были смешные, а ёлочные игрушки радовали не только глаз, но и сердце; спиртного имелось два главных вида – белое (так называли водку) и красное, причём стакан вина вызывал неукротимую радость.

И тогда, в шестидесятые, Анатолия по имени мы тоже не величали; «Белый» – иногда зову его так и сегодня, Наедине, конечно. А полвека спустя, в 2006-м, выяснилось, что Ратников – сотрудник Академии метанаук, секретной организации на окраине Москвы. Как и я сам. Нынче же мой земляк и однокашник вырос в Академии до начальника первого сектора, что отвечает за глобальную безопасность.

Как он сказал? Не нравится мне. Серьёзное заявление: речь-то идёт об аварии на атомной станции, не более.

– То есть ты сомневаешься…

– Да. – Ратников, поднявшись, не спеша прошёлся по кабинету. Обстановка у него тут почти спартанская: середину комнаты занимает большой овальный стол с тремя креслами; компьютер у дальней стены, в углу – сейф по соседству с внушительными, в человеческий рост, напольными часами. Скудную меблировку смягчает сервировочный столик с початой бутылкой коньяка, тарелкой с помидорами, кофейником и сахарницей.

За стеклом под ясным бирюзовым небом раскачиваются верхушки стройных сосен, хмельной их аромат дразнит ноздри. Обман, иллюзия… Откуда взяться лесу на глубине сорок метров? Да и окна быть никак не должно – в архирежимном-то помещении.

Интересно, для чего ему понадобился я, скромный литератор из пятого сектора?

– А в чём вопрос-то, Анатолий Борисович? В Чернобыле тоже неслабо бахнуло – но ведь справились.

– И снова ты не понял. – Он снова присел в кресло. – В Чернобыле, когда случилось, разобрались быстро, по-военному. И впредь подобного не допускали.

Вытащив из кармана сверкнувшую хромом зажигалку Zippo, он поставил её на стол.

– А в Рингхальсе… м-м-м…всё идёт как-то неправильно. Месяц прошёл, а ничего не ясно. Ни черта! Вывод? Такое может повториться.

– Да ладно! – отмахнулся я. – В атомной энергетике риск тяжёлых аварий – десять в минус восьмой. Снаряд в одну воронку дважды не падает.

– Не скажи, всё зависит от плотности огня. – Приподняв рюмку, он рассматривал коньяк на просвет. – Риск – это теория. А я нутром… как бы точнее… словно торф под землёй горит. Снаружи лишь дымком пованивает; огонь ушёл вглубь, но рано или поздно рванёт наружу. Вон те Часы, – он кивнул в сторону сейфа. – Взгляни – узнаешь время до конца света.

Напольное изделие мрачными контурами вызывало в памяти Вавилонскую башню; л