Взбесившийся полтергейст

В этот день он понял, что такое страх.

Морис Дрюон «Лилия и лев»

Фукс проснулся среди ночи от сумасшедшего стука в дверь. Им овладел страх. Фукс, с трудом преодолевая крупную дрожь во всём теле, подошёл к двери, попытался включить свет в прихожей, но лампочка вспыхнула и погасла.

«Перегорела».

Стук в дверь продолжался.

«Кто там?» – истерически выкрикнул Фукс, пытаясь придать своему голосу суровость, но получилось жалостливо и трусливо.

Стук прекратился.

Фукс выждал несколько минут и, осмелев, приоткрыл дверь на длину предохранительной цепочки.

«Никого».

Фукс сбросил цепочку и выглянул в коридор. Коридорная лампочка пыхнула и погасла, но Фукс успел осмотреться и увидеть, что коридор был пуст.

«Значит и бояться нечего», – попробовал успокоить себя Фукс, но осадок от пережитого страха вцепился в него сухим колючим репьём и долго не давал ему уснуть.

Под утро Фукс уснул зыбким тревожным сном, но вскоре был сброшен с кровати. Ему показалось, что перед этим кровать понесла его вскачь во весь опор, а потом вдруг злобно заржала и взвилась на дыбы.

Упав на пол, Фукс очень больно ударился затылком, в голове зазвенело, перед глазами закружились огненные искры.

– С добрым утром, дурак! – поприветствовал Фукса скрипучий старушечий голос, перешедший в зловещий хохот, подобный уханью филина в ночи, в которого вселился лесной чёрт.

Фукс вскочил на ноги, затравленно огляделся по сторонам.

«Никого. Значит показалось».

– Нет, дурак, тебе это не показалось. Теперь ты будешь мой! – услышал Фукс всё тот же старушечий голос и завыл долго, тоскливо, по-волчьи.

*

С той минуты в доме Фукса началось чёртопредставление, сопровождающееся грубой руганью и оскорблениями невидимой и явно сумасшедшей старухи. Под её ругань и хохот в доме опрокидывалась мебель, падала и разбивалась вдребезги посуда, над головой теряющего рассудок Фукса со свистом пролетали то ножи, то вилки и глубоко, как в сырую глину, втыкались в стены.

Большой кухонный нож завис перед телом Фукса, примеряясь к нанесению удара.

«Куда он пронзит меня? В сердце? В печень? В желудок?»

Фукс чувствовал, что лёгкой смерти ему не будет, что его ожидают долгие предсмертные муки, острые боли и жгучий страх.

– За что?!! – завизжал Фукс.

– За внучку мою, за Зосеньку, за твоё собачье паскудство! – злобно прошипела невидимая старуха.

Не много найдётся женщин, которые отказали бы себе в наслаждении вот так же отомстить подлому обманщику за поруганную любовь.

– Я женюсь! – заблеял несчастный Фукс.

– Зачем ей такая сволочь, которой ты оказался?! – захохотала невидимая старуха.

– Тогда я откуплюсь!!

– Обязательно, сейчас же откупишься. Кровью!..

*

И потянулись для Фукса долгие и нудные годы в психиатрической больнице. Он не помнит и не пытается понять, где он и что с ним происходит. Отсутствие памяти позволяет ему сохранять некоторые крупицы сознания, но собрать их воедино Фуксу не удаётся.

И никогда не удастся.

Обречённый на смерть

…у меня было ощущение, что нет ни

спасения, ни возможности борьбы —

вне какой-то короткой последовательности

магических слов, которых я не знаю и

которых, может быть, не существует вовсе.

Гайто Газданов «Возвращение Будды»

Я очнулся от холода, с трудом разлепил веки, но они тут же сомкнулись вновь, не сумев преодолеть одурманивающей потребности в сне.

Холод пронизывал меня всё глубже. Я оказался во власти двух великих стихий: холода, побуждающего к выполнению энергичных согревающих движений с одной стороны, и сна, требующего оставаться в состоянии покоя и мышечной расслабленности – с другой. Подчинение холоду угрожало мне смертью от переохлаждения, а сопротивление сну при такой непреодолимой его потребности угрожало мне смертью от бессонницы. Обе эти смерти были по-разному мучительны, но одинаково неотвратимы в случае полного подчинения холоду или в случае успешного преодоления сна.

Я покорился сну не потому, что таковым был мой выбор, а просто потому, что так получилось. Сон оказался сильнее холода.

Следующим этапом естественного развития событий, происходивших помимо моей воли и подхвативших меня в свою с