Писькохудожник
Екатерина Гейзерих
Художник мечтал стать известным, но никто не покупает его работы. После измены жены он уходит в заброшенный дом и рисует письку на стене в знак протеста. Но вот беда – его писька становится известной на весь мир. И художник никак не может доказать, что это он нарисовал письку.
Екатерина Гейзерих
Писькохудожник
Отсчитывая в грязную чашку крупинки растворимого кофе, он думал о молодости. Годы шли. Жизнь лучше не стала.
По нему было явственно видно, что закончил академию художеств. Ходил все пять курсов в широкополом пальто, предпочитал обнаженных женщин и Джеймса Эббота Мак-Нейла Уистлера, ибо мог произнести его имя на студенческих попойках в мольберт пьяным. Он ждал, что его картины купят за приличные деньги. У других же покупали, причем уже на первом курсе. Он видел, как его коллеги по цеху выставляли фото с заказами в социальные сети. Они хвастались. На деньги с их картин можно было жить месяц. Одна картина – его зарплата. Но он не продавался. Не нравился людям. Он перепробовал всё – от пейзажей до ненавистных портретов в генеральских мундирах. Продавались даже размытые балерины или круглорылые мещанские коты. Продавалось всё. Но не он. Он работал в офисе.
Он стоял перед холодильником в трусах и драном халате. Трусы купила жена. Ужасные, но удобные. Как и он сам. В упаковке три пары. С ананасами, полосатые и эти. «Этими» художник называл трусы с мопсами. Мопсы изображались в канонах эллинистического искусства – с животиком и без лап. Жена умилялась трусам, поэтому у них с художником давно не было секса. Он носил драный халат, чтобы контролировать мужественность и не давать жене повода. И трусы. Трусы он носил, чтобы надежда у жены всё же была.
Бесцельное стояние перед открытым холодильником – признак несчастного человека. Либо ему некуда идти, либо дел столько, что улучшаешь минуту отдохнуть, разглядывая пустые полки. На холодильнике висела фотография гор. Но не из поездок. Он вырезал мечту из журналов. Он мечтал надеть дешевые кроссовки, такие, чтобы развалились и натирали после первого подъема, и идти, бесконечно идти без имени и цели, куда глядят глаза. Не думать о еде и сне, чтобы жизнь схлопнулась в один день. Чтобы не было ничего, кроме гор, а в душе его разрушались горы. Горы из мусора и ненависти к себе. Горы сожалений, разлук и ссор.
Жена хотела на море, а он послушно копил. Горы ждали на дверце холодильника. Сгнившая луковица уныла лупала на художника беспощадной гнилью, подпирая склизким боком пустой пакет из доставки. Художник взял с полки взял Пискарёвское 2,5%. Понюхал. Посмотрел срок гордости. Вернул на место. Хлопнул дверью громко, чтобы жена услышала. Ответ не случился. Единственное, что он требовал – свежее молоко дома. Художник любил молоко. Жена не покупала молоко. Давно.
Он курил. Курил на балконе, безразлично запивая сигареты чёрным кофе. Во дворе играли дети. Мальчик с огненными волосами кричал на друга, весь красный под цвет волос. Обернулся и увидел художника в окне. Смотрел прямо в глаза, ровно. Пацану нечего терять, кроме будущего. «Отвянь», – подумал художник, но мальчишка ещё и помахал ему. Художник спрятал глаза. Дети…
Униформа. Рубашка наспех. Нелюбимая, несобранная, неглаженая. Кто стирает кандалы? Галстук. Туфли. Джинсы? Нет. Татуировки? Нет. Цветные волосы? Мы же не какая-то там компания… Какая-то. Мы большая компания, в нас нет «я». Мы – безликая семья. Художник схватил бейдж со стола, надев наизнанку – но кому сдалось его имя? Схватил и сбежал из квартиры. Напоследок он крикнул в открытую дверь спальни:
КУПИ МОЛОКА ПРОКИСЛО
Ступни с ярко-розовым педикюром лежали в презренной апатии. Такого же цвета был циферблат над проходной в офисе. Блестящие золотые буквы в окантовке GRAND MEDIA HOLDING PRODUCTIONS LTD и отвратительный, неоновый, цепляющий за душу и заставляющий нервничать до колик, ведь нужно всегда торопиться сделать больше, быстрее, выше, сильнее и лучше, но не перегнать в таланте и старании начальника, яркий до рези в глаз циферблат с отсчетом, сколько осталось до вашего опоздания, граждане товарищи члены семьи без социального паке