На грани фантастики
Пётр Гаврилин
В данном издании вниманию читателя предлагаются небольшие рассказы, многие из которых содержат элементы жанра фантастики. Автор книги входил в шорт-листы и призёры литературных конкурсов, публиковался в сборниках, альманахах, литературных журналах. Читателям помладше писатель знаком по сказочной трилогии: «Алёшина мама», «Алёша и его папа» и «Хроники волшебного острова». Кроме прозаических произведений, Пётр Гаврилин известен также своими стихами и текстами песен.
Пётр Гаврилин
На грани фантастики
ПРОБУЖДЕНИЕ
Маленький, тесный мир трещал и рушился. Ещё не осознавая себя, я куда-то карабкался, перебирая лапками, тщетно силясь расправить крылья за спиной. Кокон ещё стеснял меня, но я уже слышал звуки, исходящие извне, видел яркий, слепящий с непривычки свет, ощущал медвяный запах какого-то цветка.
Прошла пара секунд – и я будто бы взорвался, вспорхнув к небу. В первый раз в жизни расправленные крылья бешено забились, привыкая к новой для себя реальности, как бы учась тому, что и так было заложено во мне моими предками. При этом задние ноги сами собой вытягивались на максимально возможную длину, вызывая сладкую истому, пробегавшую от вертлуга до кончика лапки.
И голод… Я успел изрядно проголодаться, поэтому, не раздумывая, рванул на сладкий запах, который почуял ещё в коконе. Взмах-другой крыльев, и я выскочил из кустарника на поляну, усеянную жёлтыми, красными, фиолетовыми цветами, над которыми порхали мои собратья. Такие же, как я – с ярко-красными полосатыми брюшками и бордовыми с бледно-розовой окаёмкой и белым «глазом» посередине – крыльями, при сидении складывавшимися в равнобедренный треугольник.
Я приземлился на цветок и начал поглощать липкую, сахарную пыльцу. Мне не нужно много пищи, поэтому сытость наступила довольно быстро. И только в этот момент, удовлетворив свои инстинктивные потребности в свободе и пище, я задумался о том, кто я и где я.
Я неплохо помнил себя гусеницей. Да, я был удивительно ленив и прожорлив, прямая противоположность себе нынешнему. Я утомлённо ползал по листьям и ел их, пока в один прекрасный момент не почувствовал, что засыпаю и, возможно, навсегда. Но это было нормально для меня, личинки бабочки. И я знал о том, что это случится. Но всё же некоторое беспокойство не покидало меня.
Причиной этому был сон, который я видел, пока находился в коконе. Во сне у меня не было крыльев, как сейчас, но не было и шести лапок и ложноножек, как до кокона…И тут я отчетливо понял, что в этом сновидении я был че-ло-ве-ком. Я до деталей помнил весь свой сон от рождения до смерти. При этом отчётливое воспоминание о концовке сна, об остановке дыханья и резкой боли в лёгких взбудоражило меня: я вспорхнул, истерично забил крыльями, чем вызвал недолгую, но яркую панику среди моих соплеменников.
Вся поляна вмиг поднялась, создав суетливое облако, ставшее в ярких солнечных лучах кроваво-бордовым. Ко мне подлетел один из моих собратьев, который явно вылупился из кокона на несколько дней раньше меня.
Мы, бабочки, не имеем речевого аппарата и общаемся с помощью тонких вибраций воздуха, создаваемых крыльями.
– Сны? – прошелестел он крыльями.
– Да, – протрепыхал я своими.
– Мы все видим сны, находясь в коконе, – продолжил мой собеседник. – И очень хорошо помним их. Нам снится, что мы люди. Но смирись: ты, как и я, никогда не узнаешь, что означает такой сон: увы, познать его глубинную суть нам не дано. Неведомо – бабочка снится человеку или человек бабочке…
– Постой, друг, – прервал я философский монолог своего нового знакомого. – Нечто похожее на твою последнюю фразу я, кажется, где-то уже слышал.
– Странно, – ответил он. – Эта мысль пришла ко мне в коконе, и я ни разу ещё не выражал её вслух здесь, после своего пробуждения…
ДОЛИНА ЦВЕТОВ
Со стороны центральной площади летел протяжный звон от бронзового била. Последние лет пятнадцать этот звук никого уже не собирал по тревоге. Он лишь означал, что количество горожан сократилось ещё на одного. Люди, не торопясь, выходили из своих домов и медленно сливались в тоненькие ручейки, стекавшиеся к источнику беспокойства. Чь