Всё брошу однажды…
Сергей Алексеевич Минский
Размышления о жизни и ее вывертах, вынуждающих задавать себе непростые вопросы: и кто мы такие, и для чего пришли в этот мир. Жаль только, что вопросы эти так и остаются без удовлетворяющих сознание ответов.
Сергей Минский
Всё брошу однажды…
О жизни
Всё как-то просто до обиды…
Всё как-то просто до обиды
(Чтоб не напутать, не забыть):
Родился – нацепили бирку,
И умер – бирку, стало быть.
Мне – семнадцать, и пока…
Мне – семнадцать. И пока -
Что мне времени река?
Я лежу на сеновале.
Что смотрю из сорока
На себя чуть свысока,
Понимаю я едва ли.
Я снова зажигаю…
Я снова зажигаю
Забвения свечу.
В ней ватную угарность
Почувствовать хочу.
Хочу, чтоб всё, что вижу,
Ушло за окоём,
Чтоб Голос слышать свыше,
Чтоб с Богом быть вдвоем.
Я встану на колени -
И, может, наяву.
Калика я, калека,
Пугающий молву.
Гонимый бранным словом,
Непонятый толпой,
Я оживаю словно,
О Господи, с тобой.
Единственная тема:
Я в Нём и Он во мне.
Жизнь – пляшущие тени
В зашторенном окне.
Там я чужой почти что -
Вуаль важней лица:
Обманутый мальчишка
Во власти подлеца.
Но путь уже прочерчен -
Оскомина в зубах.
Прошу за все прощенья
За всех, но от себя.
Я зажигаю снова
Забвения свечу,
Я открываю слово,
Взлетаю и лечу.
Из цикла "Пляшущие тени"
Толпа
1.
Гнетущее приходит состоянье,
И круг молвы сужается на нет.
В спираль времён закованы изъяны,
Как в звёздные разложены карманы
Игрушки-судьбы, спутницы планет.
Ночная мысль – кошмар, вершина страха,
Случайность встречи ищущих любви -
Врывается залитой кровью плахой,
И хочется, и невозможно плакать,
А жизнь вокруг – прекрасная на вид.
А жизнь в насмешку выставляет счастье,
Как лавочник, удаче гимн поёт.
И смех вселенский, и народ кричащий,
Изведавший концов земных начала,
Снимает головы и кровь на плаху льёт.
И тошнотворно запекаясь в студень
Итогом зрелища разнузданной толпы,
Не кровь она – боль обойденных судеб
В игре насмешливой словечек неподсудных,
В реке молвы, где плыть и не доплыть.
И плачется без слез, без облегченья
Игрушкам-судьбам, спутницам планет.
В пыли толпы их путь уже начертан.
Но дарит мысль оттенки и значенья
Всему тому, чего в помине нет.
2.
Штурм – день в день:
И толпа – на срыве.
Бьет край дел -
Падают слова.
Мозг лжет вслух
В праведном порыве.
Гонг стал глух -
Кругом голова.
Льет шар зной
В русла серых улиц.
Стал жар сном
В мутной влаге глаз.
Жизнь есть дождь
В этой груде ульев.
Дождь есть долг -
Мозг опять солгал.
Лист впал в грусть,
Потеряв упругость.
Гнев жжет грудь -
Грубо жмет толпа.
Ждать сил нет -
Глас взывает трубный.
Льет шар свет,
Но толпа – слепа.
3.
Закроются ставни.
Козлом перекрестие ляжет.
Закончилась старость
И в землю уходит поклажа.
Душа загорится,
Нагою представ перед миром,
Как женщины-жрицы -
Всех магий, любви и кумиров.
Эфир вдруг настигнет
Кривыми всех диапазонов,
Как золото в тигле
Огонь настигает зажженный.
Огонь очищенья -
Толпы отрезвляющий рокот:
Прощанья, прощенья -
Во всем отведенные сроки.
Прощаются гости,
Уходят, забыв о поклаже:
Она на погосты,
Как в свалку великую ляжет…
Закончилась старость.
Прошли поминания сроки.
И только остался
Толпы загостившейся ропот.
Когда почти уходят мысли…
Когда почти уходят мысли
И пустота сосёт как голод,
Безумства обещает город -
Шары блаженств из пены мыльной.
Бахвальство бредит откровеньем,
В чести минутной разбухая,
И совесть, ко всему глухая,
Не дарит ясности мгновенной.
Увижу вдруг святое мелким,
И даже откровенно чуждым.
И снова проморгаю чудо
В угоду этому похмелью.
Синева
Синева за окном, синева.
Синий снег под темнеющим небом.
Был ли там я? А может, и не был.
Может быть, это просто слова.
Может быть это просто мечта,
Боль о несостоявшейся встрече,
Боль о дне, обещавшем мне вечер?
Впрочем, всё – суета-маета.
Синева на душе, синева,
Обрамлённая небом и снегом,
И Венеры неяркая нежность,
И отчаянье, будто сновА.
И дымов, и столбов, и дорог,
С перестуком колёс подо мною,
Много этой промчало зимою,
Словно мыслей, рождённых