Капкан

В сарае дяди Гриши,

Соломенною крышей,

Кусочек сыра, как обман,

Нанизан был в большой капкан.

Капкан тот, дядя Гриша,

Поставил он для мыши,

Хотел поймать ту мышку он,

По прозвищу «большой Пипон».

Пипон на самом деле,

Превосходил не в теле,

Большим он был своим умом, —

Способностью все знать кругом!

И не имел хотя Пипон,

На то, ученого диплом.

Ходил в деревне слух о том,

Что обыграл тогда Пипон,

Кота – ученого из сказки,

И без о всякой там подсказки,

Играя в шахматы при чем,

Того кота, что был в завязке,

Цепями золотой обвязки,

Прикованным на дубе том.

И после той игры с котом,

Без о всякой там огласки,

Страшный леший из той сказки,

Похитить он решил тайком,

Пипона нашего при том,

Не зная леший той опаски,

Что Пипон, пускаясь в пляски,

Хоть и маленький, как гном,

Надувается как слон.

Леший тот схватил Пипона,

Словно маленького гнома,

Запихал его в мешок,

Подвязав на ремешок.

Тут Пипон пустился в пляс,

И надулся в тот же час,

Надувался словно тесто,

И как только стало тесно,

Лопнул тот мешок по швам,

Звонким треском по ушам.

Вывалился тут Пипон,

И стал величиной как слон!

Леший испугался жутко,

И заплакал, как малютка,

Громкий разносился плач,

Утопал в слезах лохмач.

Жалкий плач на все раздолье,

Прогремел у Лукоморья.

И услышав этот плач,

Прискакал на волке врач,

Врач – тот самый Айболит,

«В чем же горе, что болит»? —

Спросил он у лохмача,

Нужна ли помощь врача?

Тут лохмач во всем сознался,

В том, что мыши испугался,

Мышь величиной как слон,

На глазах надулся он,

Думал, что меня проглотит,

До сих пор меня колотит.

Словно он огромный бес,

Прыгнул в небо и исчез!

В общем не понятно тут,

Где же правда, а где лгут.

Стоит только отличиться,

Не таким, как все родиться,

Отличиться хоть умом,

Или просто быть вруном,

Хоть талантлив ты, успешен,

Будет повод для насмешек.

Всегда придумать норовит,

Про то, какой ты индивид,

То общество, не постыдится,

Где вы посмели отличиться,

В рассказах лжи сквернеющей, обид,

Язык порой бывает ядовит!

Наверное, не трудно догадаться,

За что «большим» Пипона называют,

Ведь ходят слухи, что он может надуваться,

Хоть слухи сами этот образ надувают!

И тот самый дядя Гриша,

Слухи эти он, услышав, —

Слух про то, что мышь в сарае,

Завелась у них большая.

«Я поверю, что Пипон,

Надувается как слон,

Ну уж только не от пляски,

Как рассказывают сказки,

Обжирается зерном,

Что в сарае, – посевном,

А вот в это, я поверю,

Ведь в ларе то нету двери,

Ни в ларе и ни в амбаре,

Впредь здесь не было и твари,

Что ворует то зерно…,

А теперь-то вот оно» —

Так ответил дядя Гришка, —

«Надо бы схватить воришку»!

А потом капкан он выбрал,

Очень крупного калибра,

Будто он поймает лось,

Если мышь не удалось,

Или так себе, авось…

Приключение небось,

От того и началось…

Сам Пипон заметил первым,

Тот капкан, что непомерным,

Может показаться всем, —

Крупным он уж был совсем,

Он огромен всем мышам,

Даже крысам и ежам,

И чижам, стрижам, ужам,

Что порой заходят к нам.

Как увидел он капкан,

Мышь от удивления,

Вмиг застыл как истукан,

И даже без сомнения,

Понятен был, что «великан»,

На что охотится капкан, —

К его несчастью, – был он сам.

Тут Петух и Рябушка,

Клевали зерна рядышком,

И о чем-то на своем,

Раскудахтались вдвоем.

Ко – ко – ко, ко – ко – ко,

Про капкан их понесло,

И Петенька – Петушок, —

Золотистый гребешок,

Рябушке своей родной,

Прокудахтал: «ты постой,

Тот, кому капкан заряжен,

Должен быть как великан,

Ну хотя б, большим, – так скажем,

Пусть размером, как баран.

Ишь капкан, – устроен лихо,

А наживкой – заманихой,

Трехпудовый сыр нанизан,

В тот огромный механизм.

А баран наш, сыр не ест,

Говорит, что его шерсть,

Выпрямляется от сыра,

От молочного то жира.

И Индюк не ест, и Бык,

Говорит бык: «не привык,

Я питаться Пар