Голос пойманной птицы
Джазмин Дарзник
Novel. Женское лицоМИФ Проза
Правду мы говорили шепотом – или молчали вовсе…
Она была бунтаркой. Женщиной, которую услышали. Поспешно выданная замуж, Форуг бежит от мужа, чтобы реализоваться как поэт, – и вот ее дерзкий голос уже звучит по всей стране. Одни считают ее творчество достоянием, другие – позором. Но как бы ни складывалась судьба, Форуг продолжает бороться с предрассудками патриархального общества, защищает свою независимость, право мечтать, писать и страстно любить.
Для кого эта книга
Для читателей Халеда Хоссейни, Чимаманды Нгози Адичи, Мэри Линн Брахт, Эки Курниавана, Кейт Куинн и Амитава Гоша.
Для тех, кто интересуется Востоком, его традициями и искусством.
Для поклонников историй о сильных героинях и их судьбах.
На русском языке публикуется впервые.
Джазмин Дарзник
Голос пойманной птицы
Jasmin Darznik
Song of a Captive Bird
Перевод стихотворений с фарси Юлтан Садыковой
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© 2018 by Jasmin Darznik
Reading group guide copyright © 2019 by Random House LLC. All rights reserved.
This translation is published by arrangement with Ballantine Books, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023
* * *
Киану и Шону
Помни ее полет, ибо птица не вечна.
Форуг Фаррохзад (1935–1967), иранская поэтесса
По мотивам жизни и творчества Форуг Фаррохзад
Часть первая. Мне жалко сад
1
Есть переулок, в котором мальчишки,
влюбленные в меня когда-то,
все с теми же волосами спутанными,
шеей тонкой, тощими ногами,
до сих пор думают
о невинных улыбках девчонки,
которую ночью однажды
унес с собой ветер.
«Новое рождение»
В тот день закончилось мое детство; правда, тогда я об этом еще не догадывалась. Если бы я знала, что случится там, вошла бы за матерью в ту комнатушку в квартале, который называли «Дном города»? Если бы я понимала, зачем мы туда едем, не сбежала бы я, прежде чем мать постучала медным молотком в дверь? Едва ли. Мне тогда было шестнадцать, меня считали своенравной, но в те мгновения, когда мы с сестрой стояли под синим зимним небом Тегерана, я понятия не имела, что со мной станется, а бунтовать боялась.
Тем утром мы с матерью и сестрой, вопреки обыкновению, вышли из дома в чадрах. Уже это одно должно было бы меня насторожить. Мы с сестрой никогда не носили чадру, а мать надевала ее только дома, перед намазом. У нее была легкая хлопковая чадра, белая, с бутонами роз: в ней она молилась. Нам же с Пуран она в тот день выдала совсем другие покровы – черные, тяжелые, в каких ходили разве что старухи.
– Одевайтесь, – велела она.
Я решила, что мы едем в храм замаливать мои грехи: другого объяснения маминому требованию у меня не нашлось. Я надела чадру и встала перед зеркалом. Оттуда на меня смотрела худая, бледная девушка с тяжелой челкой, которая выбивалась из-под чадры.
Пуран тоже накинула покрывало. Чадра прятала ее тело, виднелось только лицо, и сестра казалась совсем крохотной. Под глазами ее чернели полумесяцы бессонницы, под левым наливался синяк.
«Значит, ей тоже досталось», – подумала я.
– Не свалитесь в джуб[1 - Канава (фарси). Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.]! – крикнула мать.
Мы с сестрой перепрыгивали покрытые льдом канавки посреди улицы. В нескольких кварталах от дома нам навстречу попался первый из многочисленных городских лоточников и уличных торговцев. Два его осла были навьючены мешками с гранатами, дынями, баклажанами, всевозможной глиняной посудой и кухонной утварью: казалось, спины их прогнулись под тяжестью поклажи. Неподалеку от улицы Пехлеви[2 - Она же Вали-Аср – самая длинная (восемнадцать километров) улица в Тегеране, пересекающая город с севера на юг.] мать махнула вознице, и к нам подкатили дрожки, небольшой крытый экипаж с черным верхом.
Втроем на заднем сиденье было тесно. Мать прикрыла чадрой лицо, подалась к возн