СЭНСЭЙ-НИ-РЭЙ

В 5 лет я уже был сущим наказанием семьи. Рецидивистом. Упорным отрицалой. Выгнанным из детсада за гонор и половые излишества. Семья выла. Оставлять меня было не с кем-все разбегались. Бабка на порог не пускала. Это после того, как я ей рейтузы наперчил. Ну, полез в шкаф, там склад подштанников с начесом. Взял перечницу и изнутри белью остроты добавил. Флегматичная и томная Суламифь Евсеевна, как переоделась в чистое, такую джигу-дрыгу отжарила-хоть в клипе снимай.

«Крепкая рука», о которой страстно мечтали близкие, появилась, откуда и не ждали. Маманя моя вела в Севастополе литобъединение. Ну, такой аналог ЖЖ доинтернетной эпохи. Сборище графоманов. Среди непризнанных гениев и городских сумасшедших (основной аудитории подобных собраний) неожиданно затесался КГБшник Круглов. Потянуло кота на блядки, служивого – на прекрасное. Как выяснилось потом, у него были для этого довольно невеселые обстоятельства, но кто ж тогда об том знал. Потому пенетерация в их теплый куток представителя органов была воспринята творческими интеллигентами предсказуемо остро. С пиздахаханьками и смехуечками. Круглов, внешне собой напоминающий дубовый шкаф, только добавил тем для подначек. Во-первых, он с порога отрапортовал, что ныне он не майор, а поэт. Народ полег. Ползая в проходах в слезах. Литературные негодяи припомнили рассказ Пантелеева о юном вертухае. «Честное слово», вроде. И заключили, что с поста поэта может снять военный в чине не ниже майора. Или снайпер. Круглова этим было не пронять. Для него мнение штафирок мало значило. Взойдя на трибуну, майор с пролетарской прямотой рубанул, что каждый поэт должен решить для себя одну задачу: под кого писать? Под Пушкина или под Маяковского? Сказал-как, отрезал. Интеллигенты, опять завывая, попадали под стулья. Моя маман, с трудом владея собой, среди толпы смятенной, смиренно заметила, что.

– Писать, Круглов, надо под себя.

Потом сделала округлый жест обеими руками, как бы пытаясь обнять невидимый столб.

– И закапывать. Написанное. Под собой. Поглубже.

С литературного диспута публика расползалась, держась за животы, хрипя и кашляя. Дома маменька поделилась с папенькой веселой новостью.

– Как его фамилия – рассеянно переспросил отче.

– Круглов.

– Это. очень серьезный человек, Света. И при желании он может нам устроить большой гармидер.

– Да брось, он такой смешной.

– Его боятся даже в райкоме-бесцветным тоном ответил отец. Он убийца. И с большими связями.

Через пару дней в семье случился сабантуй. Что – то праздновали. В разгар веселья раздался звонок в дверь. Маманя пошла открывать и обомлела: в двери из-за огромного букета роз выглядывал пиит в штатском.

– Светлана, ну за что вы со мной так – примирительно прогудел он на весь подъезд. Папаня оценил жест.

– Заходи. Пить будешь?

– Буду. Я принес. Во второй длани висело между пальцами три бутылки 25-летнего «Арарата»

И вот тут Круглов дал шоу. Как поэт, он, может и не блистал, но в мировом чемпионате на звание «Лучший тамада»,наверняка, сидел бы в жюри. Он обрушил стол. Гости ползали по полу, плакали, хрюкали, выли и бились головами о сервант. Мне было 5, и я до сих помню этот концерт. Гениальное представление. Круглов с видом деревенского простачка рассказывал, как видят простые ребята от сохи, меча и щита оппонентов. Взгляд Кгбшника на диссидента. Сам рассказчик не пересаливал лицом, не повышал голос-но, каждый его пассаж кидал интеллигентов на пол.

Помню его рассказ, как брат директора СЕВМОРЗАВОДА (режимного предприятия) построил на даче межконтинентальную баллистическую ракету. И попросил директора известить о своем свершении компетентные органы, а то мериканцы сопрут, неровен час. У директора завис мозг. С одной стороны, он догадывался, что компетентны в данном вопросе доктора, а не Штаб ВМФ и Райком Партии, куда его брательник засылал с благой вестью. Но. Все ж родной братан. Да и Колька с детства рукастый был. Чем черт не шутит? К тому же в Отечественную колхозники армии чего только не надарили. И танки, и самолеты, и никто их за то в дурку не тащил. А братан вон ракету смастрячил, что ж его сразу на вязки