Мой отец Шляпник. Записки Караванщика

Глеб Сазанович

Рефлексия в дорожных заметках караванщика. Первая часть рассказов, выполненных от лица участника каравана.

Глеб Сазанович

Мой отец Шляпник. Записки Караванщика

Обычной дорогой иди необычно.

(Японская пословица)

Шляпник

Осень все дальше уходит и холодное дыхание зимы ощущается все чаще. Снег еще не выпал, но желтый покров листьев уже утратил свою легкость и липнет к ногам. Главное – вовремя их вычистить, чтобы не портить обувь. Скоро зима и денег на новые ботинки нет. Копим на дрова и еду. Зима в городе не такая голодная как в деревне, но у соседей год назад не все смогли в семье пережить холода.

Я возвращаюсь домой, на улице уже темно. Свет в домах почти не видно с улицы и во многом идти приходится на ощупь. Дорогу я знаю и не боюсь споткнуться или потеряться.

Мать с сестрами в своей половине дома слегка бряцают посудой, доносится легкий запах еды. Не буду к ним заходить – не стоит тревожить лишний раз. Матушка занята, сестры учатся готовить. Нечего мне там пока делать.

В комнате напротив горит свет. Над столом склонился мужчина. Он худощав и высок. Волосы слегка растрепаны, руки медленно двигаются, движения мягкие и уверенные. Отработанные годами.

Он поворачивается ко мне лицом, медленно садится на свой стул. Сухое, испещренное морщинами лицо сосредоточенно и спокойно. Под густыми, уже полностью белыми бровями голубые глаза. Они горят уже не так ярко, как раньше, веки стали тяжелыми, от увиденного за долгую жизнь. Но, несмотря на свой возраст, кажется, что видит старик тебя насквозь. Этот старик – мой отец.

Он замечает меня. Усевшись поудобнее – придвинувшись к столу, отец медленно, едва касаясь кончиками пальцев лица, проводит руками по нему, ощупывая каждый участок кожи. Движение занимает почти целую минуту. Потому он берет лежащую перед ним на столе шляпу. Держит ее одной рукой, аккуратно надевает на деревянную болванку и так же медленно проводит руками по ткани. Такие движения я иногда вижу в церкви у музыкантов. Они так чувствуют и смотрят руками. Пальцы расслаблены, и, кажется, слегка рассеяны.

Закончив свой ритуал, медленно поворачивает голову ко мне.

– Когда, давным-давно, я начинал работать в цехе, мои шляпы были шершавые и неровные, а кожа мягкой и нетронутой щетиной. Сейчас все, наоборот. Я и не заметил, как постарел, мальчик – говорит отец. Говорит мне, а глаза смотрят куда-то далеко вглубь. Он часто молчит и, иногда кажется, что голос у него напоминает шелест листьев.

В голосе нет скорби. Лишь легкая грусть вперемешку с удивлением.

Я смотрю на руки отца. Длинные гибкие, узловатые пальцы, сухая кожа покрыта мелкими ранками от уколов иголкой, подушечки пальцев все в рубцах и тускловатых желтых линиях – от золотых нитей. Мой отец – шляпник. Казалось бы, ничего не обычного, в городе есть мастера и поинтереснее, чего стоит одни кузнецы или каменщики. Работы у них больше, да и обращаются уважительно. Город у нас не большой и мастеров не так много. Шляпник один.

Отец – мастер. И почти весь магистрат ходит в его шляпах. Каждый год приходят, заказывают новые. Пару лет назад даже проезжавшие по Большому Тракту торговцы отметили работу отца и задержались в городе на пару дней – хозяину каравана очень уж понравилась шляпа городского каптенармуса. Заплатил щедро – почти пол зимы в тот год ели мясо.

Но есть одна важная вещь – отец делает шляпы с золотыми вышивками и жемчугом.

Это очень почетная и сложная работа. Золотая нить капризна и, если положить ее неправильно, то всю шляпу надо переделывать, а это снова тратиться на материалы. А золотая нить дорога и часто режет пальцы, если взяться неумело. Плести золотом тяжело, и не у всех получается. Некоторые, не очень добросовестные шляпники, которых мы пару раз видели на ярмарках, пытаются выдать за золотые нити крашенный хлопок. Да и отец задал мне трепку, когда я заикнулся о таком. Он очень бережно относится к своему делу и не позволяет даже думать о том, чтобы пойти на подлость в любимом ремесле. Он клялся на святых о том, что будет охранять дело цеха. Пусть он и не воин, и в последней войне, когда е