По законам военного времени

Елена Андреевна Полярная

Что мы помним о ВОвойне? Только то, что рассказали очевидцы. Но война – это не только бои и наступления, взрывы и атаки. Война – это миллионы обездоленных детей и одиноких женщин с переломанными судьбами, жизнь которых в тылу была похожа на ад. Жизнь, которая подчинялась законам военного времени.Все что описано в этом рассказе, записано сл слов моей мамы, которая пережила репрессии, блокаду Ленинграда, войну, но не сломалась. Этот рассказ посвящается ей.

Елена Полярная

По законам военного времени

Лето 2000 г

Поезд из Санкт-Петербурга был проходящим. Стоял на станции маленького городка всего две минуты. Вагон утянули за платформу. Пожилой женщине пришлось прыгать на каменистую насыпь.

Неловко присев, попыталась вытряхнуть острый камешек из туфли. Чемодан проводница подала, когда поезд уже тронулся. Вагоны катили мимо, обдавая паром и запахом машинного масла.

– Сколько сюда приезжаю, хотя бы раз на перрон высадили, – вздохнула приезжая.

Северный городок, дремотно раскинувшийся деревянными домишками по обе стороны Волго-Балтийского канала, мирно спал, равнодушный к незваной гостье. Решив не ждать первого автобуса, чемоданчик-то легкий, Тамара уверенно пересекла привокзальную площадь и углубилась в знакомые переулки.

Миновала одноэтажную бревенчатую школу, в которой училась, – надо же, цела?! Вот раньше строили – на века! Остановилась около городского вала. Местная достопримечательность, в сравнении с детскими воспоминаниями, значительно уменьшилась в размере.

Девчонкой Тамара лихо, на зависть мальчишкам, скатывалась с обледенелых склонов на лыжах. Не каждый сорвиголова мог повторить такой трюк – резкий разворот в конце спуска, сопровождаемый снежным фонтаном брызг. Сколько с тех пор лет прошло? Страшно подумать, более полувека.

А вот и родная улица, сейчас из-за поворота покажется дом. Чемодан резко потяжелел, а дыхание сбилось. Шаг, еще шаг, еще…

Дома нет!

Из-за покосившегося забора пустыми обгоревшими глазницами второго этажа тоскливо смотрел остов родного гнезда. С трудом отворив калитку, добравшись по гнилым деревянным мосткам до покосившейся скамейки, женщина присела, печально подперев голову.

Родные стены, как будто пережившие бомбежку, навеяли воспоминания из военного детства.

Зима 41-го

Вторую неделю они с братом ели один раз в день. Тамара аккуратно выкладывала из чугунка по одной картофелине и одной моркови на каждого.

Уходя из дома, три месяца назад, мать разложила в кладовке овощи, выращенные за короткое северное лето и спасенные от набегов голодающих беженцев, на равные кучки.

– Вари раз в два дня, дрова экономь, – строго объяснила, отводя глаза от худенького лица ребенка. – Должно хватить. С печкой аккуратней. Дом не спалите! За братом следи, ты уже взрослая, за хозяйку будешь.

«Хозяйке» стукнуло восемь лет, всего на год больше, чем брату. Но Витя был нездоров. При чужих заикался сильно, поэтому большее время молчал. Это от испуга, объясняла мать учительнице, допытывающейся, почему Витька не ходит в школу.

Заикаться Витя начал в 37-м, когда ночью пришли нежданные «гости». Мать металась по дому, пытаясь собрать какие-то вещи в платок. Отец, в белой рубахе, стоял у кровати, бессильно уронив руки. Трое, в черных плащах, открывали шкафы и не глядя вышвыривали скудное содержимое на пол.

Затаившаяся за подушкой Томка удивлялась, зачем выкидывать, если ничего не ищут?

Проснувшийся от шума и света трехгодовалый Витя от испуга сначала громко заплакал, а потом тихонько заскулил, прижатый сестрой в угол кровати.

Последнее воспоминание об отце у Тамары было ярким:

отец, одетый в поношенную фуфайку и старые сапоги, уже в дверном пролете обернулся и долго прощально посмотрел на мать, стоящую растерянно посреди разбросанных вещей:

– Детей береги.

Мать метнулась к нему, протягивая собранный узелок. Но один из мужиков толкнул ее назад:

– Не надо этого. Не понадобится.

Хлопок дверей. Звериный вой матери, упавшей на пол, и тихий плач Витьки…

***

Прошло четыре года, как они жили втроем, а теперь и мать забрали на рытье окопов под блокадный Ленингр