Безбожник
Владимир Шеменев
Год 1932, в стране дан старт безбожной пятилетке: церкви закрываются, храмовое имущество уничтожается. В одном из сёл один очень ушлый и инициативный мужичок решил под шумок создать музей. Но что-то пошло не так....
Владимир Шеменев
Безбожник
Эта история произошла в одном из сёл Центрально-Чернозёмного края, между лесом и степью. На речке, что течёт через село, полно отмелей, водоворотов и омутов. Берега плоские и песчаные, покрыты ковром из мать-и-мачехи, а супротивные – крутогорьями и осыпями. Выговор у селян тягучий, нежный, ласкающий слух; велосипед называют «лисопедом», а дорогу – «большаком». Церковь там закрыли в тридцатом, а открыли в девяносто первом. Спросите, как село называется? Да какая разница. Тысячи таких сёл по России, и историй таких тысячи. Только заканчивались они все по-разному.
***
– Парчу-то зачем жечь? Из неё скатерти можно пошить. В сельсовете столы вон, как жопы, голые, только что газетами прикрыты. – Макар тронул Тихона Ильича за руку, предлагая подумать, прежде чем отдать команду на всесожжение.
– А ты, Макар, решил срамоту новой власти парчой прикрыть, мол, красивей будет, – голос из толпы, вызвав смех, колыхнул скопище зевак.
Макар промолчал, зная, что они не повинны в своём жестокосердии. А вот председатель – тот самый, чью руку Макар придержал, остановив приказ залить керосином благодать Божию, – не совладал с собой.
– А ну молчать всем! – Смех людей, вызвавший злобу у председателя сельсовета Тихона Ильича Бирюкова, замер с первыми выстрелами.
Палил председатель из нагана в воздух, зыркая по сторонам. Он ненавидел их – этих сытых, довольных, красномордых от мороза односельчан-упырей. В своих глазах он был герой, не жалевший жизни на фронтах мировой и гражданской. А для них – босяк, нищеброд, калека (одноногий на костылях) фронтовик в дырявой от пуль шинели, в будёновке вместо шапки. И если бы не револьвер и не десяток вверенных ему вооружённых милиционеров, народ наверняка растерзал бы богохульника. Но толпа молчала, подавленная прошедшими в прошлом году арестами.
***
Тогда, выполняя спущенную сверху директиву, Бирюков с активистами из числа первых колхозников провёл на селе опись всего имущества, с тем чтобы хозяева не пожгли и не распродали своё же кровное, которое, по пролетарской логике, принадлежало уже не им, а только что созданному колхозу «Первая пятилетка».
Возмущённых хозяев пришлось арестовать и отправить в райцентр, как думали на селе – ненадолго. Разберутся, выпишут очередной налог и отпустят. Их ждали, но они не ехали. Кто-то из актива по пьяни проговорился, что всех задержанных лишили прав, а следовательно, и шансов на возвращение. А тут слух прошёл или видел кто, как лишенцев вместе с семьями погрузили в теплушки и отправили куда-то на север, в края нежилые, погибельные. Это известие напугало деревню, заставив недовольных или заткнуться, или притихнуть.
И вот новая директива, согласно которой сплошную коллективизацию увязали с ликвидацией церквей. Мол, пока стоят церкви, в стране всё будет плохо. И пошло-поехало, как снежный ком. Церкви закрывали, попов высылали, имущество или грабили (растаскивая по себе), или сжигали. Можно подумать, что Сам Господь запрещал сеять и пожинать плоды труда своего. «И сеял Исаак в земле той и получил в тот год ячменя во сто крат: так благословил его Господь»[1 - Быт. 26:12.].
Но те, кто писал план новой пятилетки, «пятилетки безбожников», умышленно извращали суть спущенных с Небес заповедей, тем самым подыгрывая врагу рода человеческого.
Власть запретила богослужения, в то же время поощряя употребление колбасы и молока в пост. Возле сельпо и на рынке повесили плакаты, на которых бородатый старичок, очень похожий на отца Леонтия, обращаясь к народу, стихоплётствовал: «Верующий, если нету бога, то нет и поста, смело ИДИ ДО магазина, ждёт тебя там свинина», – и ниже стояла подпись в скобках: «Народная поговорка». Народ ухмылялся, мужики крутили усы, девки – локоны, и шли до сельмага.
Само по себе употребление мяса в пост – при том, что ты готов умереть за Христа прямо здесь и сейчас – не являлось грех