ИРАДА РИЗВАНОВА

В «БЕЛОКОННОМ» ЗАЛЕ

Сотрудница музея Танечка, хорошенькая миниатюрная женщина, скучала, сидя у стены Белоколонного зала. Коронавирусная пора, март, утро, народу нет, жизнь практически замерла. А Танечка не любит тишину и скуку. Они уносят её из роскошных интерьеров дворца в дебри собственных мелких коммунально-бытовых проблем, навевая тоску.

Танечка уже почти заскучала, как в зал вошла «особая штучка» (в Таниной терминологии – это посетительница с особо выдающейся внешностью). Штучка прошлась по залу, демонстрируя непривычно загорелые для начала весны руки и плечи, точеные ноги и упругие ягодицы, чуть прикрытые выгодно подчеркивающим волнующие формы платьем.

В ней было все: слишком пышная для обезжирено—спортивного тела грудь, розово-окуневые губы, копна наращённых платиново-белых волос… По принципу «в человеке должно быть всё прекрасно… оттюнинговано». Утомлённое же выражение лица создавалась за счет нереально длинных и густых накладных ресниц, которые, возможно, просто тяжело носить.

Штучка остановилась в центре зала, указывая алым акриловым коготком в сторону мебельного гарнитура.

– Золото? – спросила она неожиданно низким голосом.

Танечка подскочила к посетительнице:

– Здравствуйте. Уточните вопрос, пожалуйста.

– Я, вроде, здоровалась, – лениво пробормотала Штучка. – И вопрос задала точно: это всё золото? – Она обвела пальцем в воздухе предметы.

– Что это? – непонимающе переспросила Танечка.

– Ну, блин, – недовольно пробурчала девица – мебель эта и всё такое.

Догадавшаяся, наконец, о сути вопроса Танечка начала свою речь, вплетая в неё словосочетания, типа, «гений Росси», «ценные эскизы», «уникальное позолоченное дерево», «сусальное золото».

– Тормозите, всё понятно, – разочаровано прервала её заскучавшая Штучка. —Я думала это золотое. – В голосе девицы звучала почти обида.

Танечка откланялась и мелко засеменила к своему стулу. Штучка же подошла к информационной табличке «Белоколонный зал» и, шевеля надувными губами, несколько раз прочла название, видимо, стараясь запомнить. Затем зевнула, достала телефон, начала интенсивно двигать большим пальцем левой руки, проворно проталкивая ленту чьей-то жизни в картинках. Минуты через три в зал вошёл невысокий плотный мужчина, тоже загорелый, но слегка обрюзгший.

– Гееееера, где ты так долго? – протянула штучка, – Задолбалась тебя ждать. Час стою, читаю про этот белоконный зал.

– Какой-какой? – удивлённо спросил этот самый Гера.

– БелоКОНный. Так написано на той табличке, – капризно протянула она.

– Почему белоконный?

– Откуда ж я знаю? Может, сюда только на белых конях въезд разрешался? Ну типа дресс-код такой. Видишь, какие дверные проёмы высокие? Это, типа, если ты на лошади…

Штучку понесло:

– Представляешь, я, в белом шикарном платье, на белой лошади въезжаю в этот роскошный зал.

От немыслимой красоты воображаемого момента у Штучки перехватило дыхание. Она нежно взяла своего Геру под руку и потащила в следующий зал.

– Гера… Герасим, – пробормотала им вслед ошарашенная Танечка, – Герасим и его Муму. Или нет, его Лошадь. Белая.

ИРАДА РИЗВАНОВА

ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ

Жаркий летний день. Утомленная Танечка сидела в академическом зале Дворца, обмахиваясь хлипким китайским веером. Система кондиционирования- вентилирования не справлялась, духота раздражала, хотелось пить.

В практически пустой зал быстрым шагом вошла молодая женщина со взбитыми в пушистый ореол обесцвеченными волосами. Женщина энергично шла по направлению к Танечке, а мягкое облако её волос странно пружинило. Танечка про себя уже прозвала посетительницу «пергидрольным облаком».

За женщиной, стараясь не отставать, плелась усталая девочка лет десяти. «Сейчас „облако“ начнёт приставать с вопросами», – подумалось Танечке. И она не ошиблась. Вообще Танечка очень любила свою работу и на вопросы посетителей отвечала пространно и неформально. Но сегодня… Сегодня было невероятно жарко, в горле пересохло, и обычная словоохотливость улетучилась.

Дама подошла к Танечке.

– Нам нужна «Гибель Помпеи». Говорят, это самая крутая картина в музее. Где тут она?

– Вот, перед вами работа Карла Иван