Элегии родины
Айяд Ахтар
Литературные хиты: Коллекция
Семейная драма и социальное эссе о людях, ищущих свое место в стране, которую они зовут домом.
Айяд Ахтар – сын пакистанских мигрантов, родившийся в США. Он, его отец, а также их многочисленные родственники и знакомые учились, работали, заводили друзей, строили планы и вполне чувствовали себя американцами, но в одно несчастное сентябрьское утро все рухнуло.
Это история о них: о тех, кто уехал, кто принял христианство, и тех, кто остался самоотверженно бороться со стереотипами.
«Иммигрантская сага, не похожая ни на одну другую, уникальная в своей насыщенности, находчивости и интеллектуальности. Это однозначно книга года». – O, The Oprah Magazine
«Сама суть этой заряженной, наэлектризованной истории – смеси "Сказок 1001 ночи" и реалити-шоу – в пылком, щемящем описании американцев, в одночасье изгнанных и ставших "чужими"». – Дженнифер Иган, «Манхэттен-Бич»
«"Элегии родины" посвящены тем неоднозначным моментам, которые просто не существовали в рамках общественного дискурса после событий одиннадцатого сентября. Автор очень точно нащупал самые больные места, которые остались у нас с тех пор». – New York Times Book Review
«Это интимное хитросплетение прозы и мемуаров оголяет разбитое сердце американской мечты, превратившейся в кошмарное реалити-шоу, и очень точно показывает, как мы пришли к тому, к чему пришли, и какой ценой». – Эми М. Хоумс, «Да будем мы прощены»
Айяд Ахтар
Элегии родины
Ayad Akhtar
Homeland Elegies
© Левин М., перевод на русский язык, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Посвящается Марку Уоррену и Аннике
«Что-то сочинить я могу только про то, что уже само случилось.»
– Элисон Бекдел
Увертюра: к Америке
В колледже у меня была преподавательница, Мэри Морони, читавшая курсы по Мелвиллу и Эмерсону, которую когда-то знаменитый Норман О. Браун, ее учитель, назвал «самым тонким умом во всем ее поколении»: ангелоподобная женщина чуть за тридцать, чье сходство с рафаэлевскими купидонами не назовешь случайным – ее родители приехали из Урбино. Эрудиция Мэри Морони поражала: эта женщина одинаково легко цитировала Старшую и Младшую Эдду, Ханну Арендт и «Моби Дика». Лесбиянка – о чем я упоминаю лишь потому, что она сама часто это говорила. Лектор, чьи фразы были остры как немецкий резак, и она проводила ими новые борозды в сером веществе нашего мозга, создавая новые пути для старых мыслей, как было в то февральское утро через две недели после первой инаугурации Билла Клинтона, когда Мэри, читая лекцию о жизни в период раннего американского капитализма, явно прерванная навязчивой мыслью, подняла взгляд от пола, куда обычно смотрела, произнося слова, в своей характерной позе – левая рука глубоко засунута в карман свободных слаксов, ее неотъемлемого наряда, – и почти небрежно заметила, что Америка как началась колонией, так колонией и осталась, – в том смысле, что главное на этой территории – барыш. Здесь на пьедестал возведено Обогащение, а о гражданском порядке всегда вспоминают во вторую очередь, потом. Отечество, во имя коего – и на выгоду коему – продолжается хищничество, стало уже не физическим отечеством, а духовным: Американская Личность. Этим грабительским patria стала вечно распухающая американская эгомания, долгой дрессировкой натасканная поклоняться своим желаниям (как бы благоразумны, как бы банальны они ни были, а не сомневаться в них, как учит классическая традиция), говорила Мэри, и мародерские годы правления Рейгана лишь подчеркнули эту непреходящую реальность американской жизни яснее и прозрачнее, чем когда бы то ни было.
У Мэри были некоторые неприятности в предыдущем семестре из-за столь же жестких замечаний насчет американской гегемонии, сделанных после «Бури в пустыне». Один студент из программы подготовки офицеров резерва, слушавший ее курс, пожаловался администрации, что она выступает против армии. Он затеял петицию, организовал секцию в студенческом союзе. Поднявшийся шум привел к появлению редакционной статьи в газете кампуса и к угрозам протеста, которые так и не воплотились в жизнь. Мэри не стала и