Тот, кого называют моим именем
Евгений Вальс
Макс и в страшном кошмаре не мог представить, что однажды очнётся в дремучем лесу с обрывком цепи на ноге, а его одежда будет выглядеть так, будто он давно спит под кустом. Но самое главное – он не помнит, как тут оказался! Что делать? Конечно искать дорогу и на попутках возвращаться домой! Но почему в зеркале на заправке отражается тринадцатилетний пацан, ведь Макс точно помнит, что вчера задувал шесть свечей на торте. Вот так провал в памяти! Теперь остаётся лишь надеяться, что родители его узнают. А если нет – как доказать, что он тот самый Макс?
Евгений Вальс
Тот, кого называют моим именем
Макс забрался в кабину фуры, до боли сжимая нож в кармане куртки. Он спёр его в кафешке, поэтому им вряд ли можно порезаться, но воткнуть кому-то в бок однозначно получится. Если бы такой нож был у него раньше, не пришлось бы отбиваться ногами от жирдяя из грузовика, потом долго идти по трассе посреди осеннего леса и всё же тормознуть другую машину.
Этот мужик за баранкой хотя бы смотрит на него без мерзкой ухмылки и не облизывает губы, будто хочет его сожрать.
– Знаю я вас, подростков, – пробасил бородатый водитель рядом с Максом и уверенно крутанул руль влево. – У меня сын такой же. Тебе же лет тринадцать, не больше, вон даже усы ещё не проклюнулись.
Макс насупился. Он уже успел глянуть в зеркало, что висело в туалете на стоянке. Он едва себя узнал в тощем, высоком парне с постаревшим лицом. А грязные сосульки волос и тёмные тени вокруг глаз заставили Макса сморщится и отвернуться. Он спрашивал себя: как такое возможно, ведь вчера на торте было шесть свечей! Макс их точно посчитал, а значит, ему должно быть шесть лет! Макс шлёпнул себя ладонью по лбу: чёртов туман в голове. Макс никак не хотел верить, тому, что увидел в зеркале и словам водителя фуры. Не могло же ему внезапно стало тринадцать лет? Но, если это правда – куда делись семь?
В памяти всплыли только отголоски маминых слов. Она говорила, ему понравится в школе. Но Макс не очень-то в это верил. Он пытался вспомнить лицо мамы, но фура вывернула на широкую дорогу, отчего Макса припечатало к дверце. Водитель как ни в чём не бывало продолжал:
– Всё туда же: я уже взрослый, не лезьте в мою жизнь! А сам яичницу пожарить себе не может…
Как же он достал уже! Ну, хоть до села подбросит. Макс помнил название – Ральники. Водитель сказал, до него всего пятнадцать километров! Ага, как будто за углом. Они уже две деревни проехали, а села всё нет!
– Говоришь, сбежал, одумался и теперь решил вернуться? – мельком глянул на него водитель. – Вот это по-взрослому: признать, что ты был не прав, и извиниться. Я бы своего простил…
У Макса нестерпимо зачесалась нога под железным браслетом на щиколотке. Но он боялся, что, если пошевельнётся, обрывок цепи, приваренной к браслету, начнёт греметь. Кто поверит, что он не помнит, откуда эта железка взялась? Уже скоро он выйдет из машины и вдоволь начешется, а сейчас нельзя. Ещё не помешало бы помыться. От собственной вони его мутит всю дорогу. Когда же он мылся в последний раз? Туман! На все вопросы один ответ: туман! Может, он вовсе не сбегал от родителей. Но уж лучше рассказывать такую историю, чем о потере памяти.
Макса разморило в тёплой кабине, глаза начали слипаться, а пальцы окончательно расслабились, из них едва не выскользнул нож. Макс очнулся оттого, что водитель трясёт его за плечо.
– Вылезай, пацан! Твоё село.
Макс глянул в окно: в сплошном ряду высоких берёз виднелась прореха с узкой тропой. Он её не узнавал, но пришлось поверить на слово. Макс буркнул «спасибо» и выпрыгнул из кабины на асфальт.
Ну, если это его село, свой дом он точно найдёт! Макс наконец смог почесать ногу и затрусил по тропе мимо шелестящих деревьев в глубь осеннего леса. Обрывок цепи позвякивал в кроссовке, но Макс уже привык, хотя эта нога мёрзла сильнее. Как же здорово, что он спёр куртку, которую кто-то забыл на лавке у дорожного кафе! Сейчас бы замёрз до костей! Макс чувствовал, как в груди разливается тепло, и оправдал себя словами участкового дяди Миши: «Это смягчающие обстоятельства преступления».