Московский дворик

/по мотивам картины В. Поленова «Московский дворик»/

Московский дворик. Между склонов крыш

Белеет церковь, блещет куполами.

Вдоль пыльных тропок тянется спорыш —

Трава-топтун. И ты на ней стоишь, —

И топчешь, топчешь… думая о маме.

Пусть проживёт не меньше сотни лет,

И пусть она состарится не скоро!..

А летний день пока не разогрет.

В траве ромашки набирают цвет,

И девясил бодрится у забора.

А ты птенец, тебе девятый год —

Крепыш-мальчишка, русая макушка.

Над ней сегодня облаком плывёт

Чудесный ангел. С перистых высот

Он ветерком о чём-то шепчет в ушко.

Но ты пока не в силах разобрать

Ответов божьих на свои вопросы.

Друзья-мальцы зовут к себе играть…

Вот у сарая показалась мать,

С ведром воды в покорном перекосе

Идёт с трудом к упряжному коню —

Тот хочет пить, стоит слегка поникший.

А петухи неистово поют —

Горланят гимны солнечному дню, —

Им не по нраву долгое затишье.

Пахнуло зноем. Кажется, пора

С верёвки снять тряпушки-постирушки.

Пустилась в слёзы младшая сестра,

А ты доволен, что в саду с утра

Не умолкают вещие кукушки.

Из детства

В детстве потоком волшебный свет

Льётся из солнечной млечной речки

Ты же к нему бежишь по встречке —

Лаской небес согрет.

Счастье колдует куриный бог,

Время – вода, в ней кораблик белый.

Ты, словно ветер, шальной и смелый —

От тишины далёк.

Что бы то ни было – всё под стать, —

Жизнь бесконечна, и год за годом

Ты залезаешь на пень-колоду,

Что бы повыше стать.

Да посмотреть с высоты высот —

С той, где кода-то ты будешь взрослым

В даль, где твои созревают вёсны

В лоне земных красот.

Так незаметно растёшь-растёшь, —

Пень рассыпается, небо ближе.

Белый кораблик вполне подвижен,

Даже собой хорош.

На полдороге к «стране снегов»

Ты уже знаешь – где был, где не был, —

Но ещё веришь в счастливый жребий

И в доброту богов.

Бедная Варя

Прямо сейчас известь развёл январь.

Город седой, город почти бескровный.

Крепнет морозец. Мол, не замёрзла, Варь?

Нет, не замёрзла. Варя спешит к часовне.

В сердце её стужа давным-давно, —

Лучше уж так, чем из огня да в пекло!

Сорок сорок бились в её окно.

Бились – разбились, – жизнь оказалась блеклой.

Сорок недобрых, тщетных, тяжёлых лет.

Мать не любила – хоть расшибись в лепёшку!

Пьяница-отчим, с мужем хлебнула бед,

Вырос сынок – да по кривой дорожке.

Хвори, морщинки, – время вернуть нельзя.

Память порою стала нещадно острой.

Варя с надеждой смотрит на образа

В поисках Бога через духовный остов.

* * *

В мире хрустальном нынче белым-бело!

Крепнет морозец. Близок Васильев вечер.

Бедная Варя шепчет: «Тепло, тепло…»

Грусть отступила, стало немного легче.

Где-то на Млечном светит её звезда,

И сквозь лавину снежно-туманной дрожи

Лучик пробился, словно сказал ей – да!

Знак, видно, – Божий!

Предзимье

А далее зима… Увядшую листву

Покрыли кружева хрустально-снежных хлопьев.

Морозная луна, как свечка на плаву,

Скользит в моём окне, и тянутся лохмотья

Размытых облаков. И кажется, что там

Мечтает о Пьеро уставшая Мальвина.

Да только пеленой по худеньким плечам

Спадает седина, а может, паутина.

Она уже не та. А он, конечно, тот.

Его не изменил предзимний стылый ветер.

Он просто далеко. А рядом Дон Кихот

Готов ей предложить заманчивые сети.

И в доме у него спокойно и тепло,

Шуршит по вечерам о чём-то старый веник, —

С хозяином ему бесспорно повезло:

Пройдёт хоть сотня лет – не выбросит, не сменит.

А что же нужно ей? Романтика Пьеро,

Душевные стихи и летние рассветы!

И вдруг закапал дождь на мёрзлое стекло.

А далее зима. И отзвук: где ты… где ты…

Чёрное зеркало

Эта дама проникла в меня глазами —

Взглядом полным тоски и сердечной боли, —

Фрёкен Бок.

Говорит – он давно с усами, Тот малыш.

И женат на какой-то Доре.

Или дуре. Но это уже не важно.

Бок достался фантом – добродушный Карлсон.

Не предаст.

Говорит, что он вечер каждый

Прилетает и кружит с ней – вальсом, вальсом…

Не шалит и ва