Детонация

Роман Валерьевич Сенчин

«Ближе к пятидесяти годам Свечин стал замечать, что становится не то чтобы трусоват… Вот говорят же: человек с годами мудреет. Наверное, мудрость проявляется не Детонация в способности мгновенно отличать добро от зла, находить истину, прекращать спор одной фразой. Скорее, всего, мудрый человек в первую очередь осторожен. Это хорошее качество. Оно удерживает его самого и близких к нему от совершения ошибок.

До недавнего времени Свечин был уверен в себе. Еще младшим школьником ощутил внутри нечто вроде теплого, твердого камешка. Это было знание. Не накопленное жизненным опытом, а словно вложенное природой. И оно помогало не сбиваться с пути, не отвлекаться на разные миражи. Двигаться по жизни целеустремленно и смело…»

Роман Сенчин

Детонация

Ближе к пятидесяти годам Свечин стал замечать, что становится не то чтобы трусоват… Вот говорят же: человек с годами мудреет. Наверное, мудрость проявляется не Детонация в способности мгновенно отличать добро от зла, находить истину, прекращать спор одной фразой. Скорее, всего, мудрый человек в первую очередь осторожен. Это хорошее качество. Оно удерживает его самого и близких к нему от совершения ошибок.

До недавнего времени Свечин был уверен в себе. Еще младшим школьником ощутил внутри нечто вроде теплого, твердого камешка. Это было знание. Не накопленное жизненным опытом, а словно вложенное природой. И оно помогало не сбиваться с пути, не отвлекаться на разные миражи. Двигаться по жизни целеустремленно и смело.

Нет, конечно, путь был не проторенный другими. На самом дело это было бездорожье, часто вязкое, опасное, но камешек внутри ободрял: идешь правильно, все будет нормально.

Свечин плохо учился в школе, потому что камешек убеждал: тебя учат не тому, бери с полки такие-то книги и читай их. Свечин пошел служить в армию, хотя тогда армии боялись, от нее усиленно отмазывались и косили, и даже в военкоматах офицеры и врачи с готовностью – нередко без всяких взяток – выдавали военные билеты с отметкой «негоден». Но Свечин явился по первой же повестке, не смотря на дедовщину, множащиеся горячие точки, страх недавнего Афгана. Просто знание подсказало: пригодится, много чего увидишь, узнаешь, не бойся. Отслужил, вернулся целым и невредимым.

После армии много где пробовал учиться, в том числе на истфаках в двух педах. Бросал, переезжал из города в город, жил на вписках, а иногда и вовсе бродяжничал, ночуя на вокзалах и в аэропортах, мылся в городских банях, где заодно стирал вещи, а потом сушил их на веревках во дворах или на ветках деревьев. Камешек нашептывал: так надо, так надо.

Когда стал писать, оказалось, что это природное знание ему мешает. Сомневающиеся персонажи, их душевные переломы, размышления получались с трудом. У самого Свечина убеждения, опять же не приобретенные, а врожденные, что ли, не менялись, музыкальные, литературные, даже политические пристрастия оставались такими, какие были в пятнадцать, тридцать, сорок лет. И иногда он с достоинством говорил: «Я человек в плане мировоззрения статический».

Камешек знания не вел его к тупикам и ошибкам, даже если его указания казались странными, нелогичными, опасными. В девяносто шестом году Свечин, уже взрослый, двадцатипятилетний, оказался в Москве, и вместо того чтобы принять предложение дружка по армии торговать на Горбушке дисками, поступил в Литературный институт. На втором курсе женился, на пятом у него вышла первая книга. А дружку дали пятерку – кроме дисков, как оказалось, продавал экстази.

Двадцать лет Свечин прожил в Москве, работал в газете, публиковался в журналах, частенько получал премии, книги издавались почти ежегодно, права на некоторые покупали за рубежом. Вроде бы всё отлично, жизнь устоялась. И тут, во время очередной ссоры с женой, камешек внутри стал печь, жечь, давить: всё, хватит, собери вещи и уезжай! Не сомневаясь, Свечин сунул в сумку ноутбук, тетради с начатыми текстами, носки, зубную щетку и шагнул за дверь.

Стоял у ближайшей станции метро, курил и выбирал, куда поехать. Родителям на глаза вот таким, вышвырнутым псом, показаться было стыдно, а больше его в