Черный треугольник

Сергей Иванович Зверев

Чекисты. Волки Сталина

1930 год. В стране идет коллективизация, которая встречает ожесточенное сопротивление контрреволюции, не брезгующей открытым террором и кровавыми оргиями.

Сашка, молодой сотрудник ОГПУ, такой мистический ужас испытал впервые. По наводке осведомителя Пономаря пошел он с напарником на заброшенный винный склад брать спекулянта. А нашел посреди зала разложенный в форме звезды труп молодого человека с торчащим в груди кинжалом. Но самое жуткое заключалось в том, что безжизненное тело располагалось строго в центре начертанного чем-то, весьма похожим на кровь, треугольника.

Не теряя времени, оперативник помчался к осведомителю, чтобы выпытать у него все подробности: с кем должен был встретиться спекулянт, какой товар отдать. Встретились они в тихом месте, но не успели перекинуться и парой слов, как раздалась оглушительная стрельба, и сраженный пулей Пономарь рухнул замертво.

И тогда понял Сашка: с этой минуты его жизнь в руках кровожадных и предельно фанатичных убийц-сатанистов.

Сергей Иванович Зверев

Черный треугольник

© Зверев С.И., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Глава 1

Меня трясло так впервые за все мои тринадцать лет жизни. Будто тисками сдавило голову, а сознание отошло куда-то на второй темный план, уступив место всеобъемлющему ужасу и одному подавляющему стремлению – бежать! Но даже бежать я не мог, а только рухнул на колени.

Начальник штаба полка взволнованно бросился ко мне:

– Сашка, что с тобой?

– Отсюда! Все отсюда! – из последних сил закричал я.

В той украинской мазанке кроме меня было три человека – все командование полка. Испугавшись, они вытащили меня, юного красноармейца, во дворик, на свежий воздух. Успели вовремя. Мазанку накрыло польским снарядом. Красиво она разлетелась. В пыль и в хлам. Но зато выжили все, хотя без контузий не обошлось.

Этот случай настолько потряс всех чудом спасенных, что его долго предпочитали не вспоминать. Было в нем что-то запредельное, не от мира сего. А мне это ощущение близкой смерти и стремление вырваться из ее цепких лап не раз потом спасало жизнь и в боях, и на службе в ОГПУ. Оно и неудивительно. Кто смерть чует, у того жизнь длиннее.

Вот и сейчас меня будто обдало потусторонним холодом. И я ощутил присутствие ее, костлявой. Не резкое и опасное, зовущее к немедленному действию, а вязкое, растянутое во времени и в пространстве. А еще я ощутил укол в затылок – как от недоброго взгляда.

Вздохнув поглубже свежий ночной майский воздух, я почувствовал, как в голове становится яснее и тревога отступает. Чего я переполошился? Психиатры утверждают, что есть такая болезнь – мания преследования. Это когда враги с вилами и обрезами за каждым кустом мерещатся.

Но тревожило еще и то, что время давно вышло. А покупателя как не было, так и нет.

Информацию мне принес в клювике мой осведомитель со звонким псевдонимом Пономарь, да еще так бодро верещал и крылышками бил в надежде на начальственную похвалу и заслуженную премию. В общем-то сама информация была неопределенная и вроде как ни о чем. Какой-то юный старообрядец-сектант, которого только по имени и знают – Савва, должен принести какой-то очень дорогой и, может, даже запрещенный предмет, связанный с отправлением религиозного культа, покупателю и получить за него что-то тоже важное и весомое. Нормально так, в лучшем стиле русских народных сказок – неизвестно, непонятно, таинственно, но здорово!

Связываться с этим у меня сильного желания не было. Все же признаков контрреволюционной деятельности я в упор не видел. А кто-то кому-то что-то продает – так это не наше дело. Хотя, как положено, доложил своему любимому начальнику. И Раскатов неожиданно оживился:

– Надо брать!

– А за что? – не понял я.

– Ну там спекуляция, противоправный оборот чего-нибудь. У нас башка большая, придумаем, – в обычной своей грубой манере ответил Раскатов, шарахнув привычно ладонью по столу.

– Максимильян Данилович, а смысл есть? – с сомнением поинтересовался я.

– Надо не на каруселях в парке кататься, а директивы из Москвы читать. Или они для дураков написаны