Дом сумасшедших

Сергей Семенович Монастырский

Три сестры. Три разные судьбы, каждая их которых прошла через свои испытания, свои трагедии и радости. И когда одну из них настигла беда, беда на всю оставшуюся жизнь, а каждая из них прожила только половину своей жизни, предстояло решить, кому из сестер необходимо положить оставшуюся половину к ногам сестры…

Сергей Монастырский

Дом сумасшедших

Клава выглянула в окно. Была суббота, жаркий июльский полдень поднимал волны пара от расплавленного асфальта. Тем летом они всей семьей снимали дачу в ближайшем Подмосковье, и была такая же жара, и все своей большой родней они выбрались на озеро купаться, варить уху, валяться на траве с дурманящими запахами разноцветия, ну, в общем, приехали. Тех, кто не жил на даче, оставили в городе.

В одну машину все не вместились. И, когда сгрузивший первых пассажиров автомобиль поехал за второй частью компании, они развели костер, подвесили над ним рыбацкий котел для ухи и стали на расстеленной клеенке раскладывать немудреную закуску.

Ужасно хотелось выпить!

– Ничего, разрешил Геннадий, – по рюмочке! Они догонят!

А вот рюмочек, как и разовых стаканчиков, в корзинах не оказалось!

– Может из горла? – предложил Василий.

Когда-то он был мужем Клавы, потом они развелись, и теперь он просто ее друг, потому что никакой другой у него так и не завелось, а к Клаве он привык. Так и жили. Отдельно, но как бы и вместе.

– Мы не пролетарии! – весело заметил Геннадий.

Ну, да, он был большой начальник, А Василий и вправду был пролетарием. Как поступил после техникума на завод, так до сих пор на нем и работал простым фрезеровщиком, потому что рабочие больше получали.

– Ну, тогда истекайте слюнями! – ответил Геннадию Вася и поднес бутылку ко рту.

– Стойте! – воскликнула Катя, у нас же половник есть!

– Идея понравилась, и все, хохоча и как-то приспосабливаясь, начали отхлебывать водку из половника, передавая его как переходящей приз друг другу.

… – Эх, – вздохнула Клава, отходя от окна. – Вернуть бы сейчас тот день!

– Какой день? – спросила Катя. Она сидела за столом в зимней шапке и шубе, ожидая поезда, который должен подъехать к подъезду дома и увезти, ее к сестре Марине, снимавшей квартиру в Питере.

– Тот день, – вздохнула Клава, – когда все мы были счастливы, а ты была здорова!

– Я не больная! – возразила Катерина.

– Да?! А чего же тогда сидишь в шапке и шубе?

– Ну, я же у Марины останусь, а скоро придет зима. Не ехать же мне сюда за шубой!

– Поняла?! – обратился к Клаве Геннадий, лежащий на диване и читающий газету. – Логика у нее так совершенно нормальная. Только мне она вот уже где! – и он провел ладонью по горлу.

– С ней надо говорить на ее языке! – заметила Клава.

– Да? Ну, так забери ее к себе и разговаривай. Она тебе сестра!

– Ты не понимаешь, что ни я с ней, ни она со мной. Ее жизнь уже не изменишь. А мою, дай мне дожить как-то по-человечески!

– А, мою?! – закричал Геннадий. Что же вы, сестры, не даете сдать ее в сумасшедший дом?

– А я не сумасшедшая!– услышала разговор Катя.

– Нет, конечно! – успокоила Клава.

– А ты, Гена, – обратилась она к ее мужу, – не особенно и утруждаешься! – За всем следит тот, кто готовит – твоя кухарка!

– Горничная! – поправил Геннадий.

– Ну, да, так приличней! Есть у нее еще одно звание – трахальщица! – Ты ведь, Гена, не с Катей этим занимаешься?!

– Не твое дело!

– К тому же, Гена, ты, когда на ней женился, взял обязательство! А когда жена заболела, захотел ее выбросить!

– Слушай, мне это надоело! Вас две сестры, у каждой квартиры, у Катьки есть дочь, вполне уже тетка!

– Двадцать лет – не тетка!

– Не тетка, но она с квартирой!

– Ты ее не считай. Раз в три месяца ее кладут в психушку.

– Слушай, я, когда пятнадцать лет назад взял Катьку замуж – заблудшую овцу, которая трех мужей сменила, что вы мне тогда о той наследственности не сказали! Знали и на меня хотели все свалить?!

– Никто, Ген, не знал. Ты сам помнишь, как влюбился в нее без памяти?!

– Скоро забуду! – буркнул Геннадий.

Три сестры. Клава

– Вась, – ну отстань! – Клава с трудом отцепила с колена широкую ладонь Василия, норовившая