Запах из соседнего номера
Павел Владимирович Рязанцев
Тёплая бухарская ночь таит в себе немало опасностей как для местных жителей, так и для туристов. Ни взрослые, ни дети не застрахованы от удушающих пут чёрной магии, творимой сумрачным разумом. Разумом, что не знает угрызений совести и не остановится ни перед чем ради достижения своих целей.
Как алчность может лишить самого ценного? До чего доводит похоть? Есть ли чувство более сильное, чем отчаяние? Ответы на эти вопросы уже давно витают в воздухе. Нужно лишь прислушаться к своим ощущениям…
Павел Рязанцев
Запах из соседнего номера
1
Ночь в пустыне всегда наступает внезапно. Казалось бы, в семь вечера между оранжево-розовым диском вечернего солнца и рябящей линией горизонта ещё довольно большое пространство, и вдруг – словно разом задули все свечи. Впрочем, не все, а лишь небесные. В городе-то по-прежнему светло.
С наступлением темноты жизнь в нём только начинает закипать.
Из полудюжины гостиниц на Хакикат, главную улицу Старой Бухары, высыпались сотни туристов, блестя голыми лодыжками и лоснящимися загорелыми лицами. Вся эта бубнящая и пищащая на русском, немецком, английском и узбекском языках масса выплеснулась на ощетинившуюся бликами мостовую и наводнила всё, что можно было наводнить. Перед прилавками с воздушной кукурузой выстроились очереди из взрослых с нетерпеливо дёргающимися детьми; в ресторанах рядом с прудом и каналами расселись девичьи компании, щебечущие о местной одежде; мужчины же обступили памятник Ходже Насреддину, так и норовя залезть на его осла, чтобы фото для профиля ВКонтакте получилось предельно пафосным и брутальным.
Не то что бы днём картина сильно отличалась, но арабская ночь привносит своё особое очарование, особенно если речь о туристическом центре. Исполненная местного колорита поп-музыка, льющаяся из окон ближайшего кафе, дразнящий ноздри запах попкорна с карамелью, долгожданная прохлада и чёрное как опал небо если и не внушают тебе, что ты провалился в некий сказочный мир, то делают жизнь чуточку притягательнее.
Великая красота, доступная всем, но трогающая немногих.
Гул ночной жизни не принёс радости семье Сардора сегодня. Из окна старенького дома, в котором проживали сам Сардор, его жена Асмира и их дети Азиз и Мадина, открывался вид на потрескавшуюся каменную стену точно такого же обиталища. От пёстрой Хакикат до украшенной замысловатой резьбой двери вела неуютная извилистая дорожка, на которой с трудом бы разминулись двое. Если не считать сего весьма заурядного по местным меркам «лица дома», смотреть было не на что, и туристы не стали бы захаживать на эту улочку, как и на многие другие, намеренно.
И всё-таки Сардор ждал. Сидел на скамье, защищённый от холода хмурыми стенами, и ждал. Во взгляде Асмиры, мывшей посуду после ужина, упрёк смешался с беспокойством. Восьмилетняя Мадина молча зашивала братику прореху в рубахе, пока шестилетний Азис отстранённо глядел в стену. Он не знал причин, по которым отец был не в духе весь вечер и весь предшествовавший день, но мрачно-апатичное ожидание оказалось заразительным, и мальчик следовал примеру перед глазами.
– Не надо было соглашаться, – Асмира устала повторять эту фразу словно заевший старый магнитофон, но та сама вырвалась вместе со вздохом, исполненным сожаления. – Аллах свидетель, оно того не стоит.
– Аллах свидетель, нам нужны её деньги, – угрюмо пробормотал мужчина, мельком взглянув на жену. Та не ответила, лишь опустила глаза и вернулась к своему занятию. Всё, что можно было высказать, не единожды высказывалось в течение дня.
– Может, лучше было бы отправить детей к твоей маме?
Детей, разумеется, не спрашивали, желают ли они погостить этим вечером в доме на соседней улице, но их ответ был вполне предсказуем. Не зная даже, что повергло родителей в такое уныние, Мадина была совсем не против вывести Азиса – да и себя тоже – из-под сгущавшихся над домом туч куда подальше.
– Может быть… – неопределённо протянул Сардор, как вдруг в дверь постучали. Всё семейство замерло – от неожиданности и от смутного ощущения чего-то рокового. Чего-то, что разделит жизнь на «до» и «посл