БОЛЬНИЦА
«Принеси мне до захода Солнца
Платье «Пикассо», трусы, японца,
Карандаш, шампунь, расчёску, мыло,
Полотенце то, что синим было,
Две футболки, к ним – штаны «лосины»,
Сахар, чай, без кожи апельсины,
Книжку, что лежит на фортепьяно…
Мама, Тарабакина Татьяна».
«Ну и зачем Вы приехали?» – задал мне вопрос скучным тоном дежурный врач, немолодой усталый сухопарый мужчина. «Мне нужна помощь, – ответила я кратко и вполне искренне, – пожалуйста, примите меня». «Вот только не надо ныть! – неожиданно огрызнулся док, – Все вы так говорите, а сами просто сбегаете на время от своих проблем, получаете эту самую помощь, а после продолжаете пить и снова приходите за помощью. И так до бесконечности». Я решила не спорить и молча кивнула. Хотя мне его выпад показался странным. Сюда я пришла впервые и с твердым намерением лечиться и больше не возвращаться в эту юдоль печали. Чуть позже, впрочем, я его слова поняла. И даже испытала затруднение в выборе – кому посочувствовать больше – пациентам или врачам.
«Юдоль печали» оказалась таковой лишь отчасти. Печаль навевали лишь скудные бытовые условия. Что касается лечения – оно было стандартное (таблетки, капельницы, уколы и беседы с психологом). Мне, впрочем, перепало из этого совсем немного. Психолог, поговорив со мной минуты три, всё про меня поняла и отпустила с миром. Хотя другим выдавала кипы листов с замысловатыми тестами, предлагала раскраски и составляла психологические портреты своих «жертв». Из медикаментозного лечения мне досталось пять капельниц да пара уколов. Ну и таблетки. «Что же, – сказал где-то на пятый день моего пребывания в больнице спокойный (даже чересчур спокойный) лечащий врач-нарколог, – спите Вы, как я понял, хорошо, аппетит у вас отменный, так что уколы я вам отменяю». «А Вы мне их ещё и не назначали», – робко возразила я. Вот после этого диалога мне и сделали пару уколов. Нет-нет, безобидные витамины. Так я оказалась единственным пациентом, которому отменили уколы, которых не назначали. Всегда хотела быть единственной в своём роде хоть в чём-то. Наконец, мне это удалось.
Уникальность свою в условиях наркологической больницы мне дали прочувствовать ещё три момента – я была одной из немногих, кто приехал туда по своей доброй воле, я была единственным в отделении некурящим пациентом, и я… зарабатывала себе собственным умом на дополнительную еду… Но об этом позже. Что касается бытовых условий…«Вот вам баночка, -сообщил мне доверительно милый доброжелательный медбрат по имени Валентин, – надеюсь, Вы знаете, что с ней делать». Туалетная комната, она же душевая, она же курилка, поразила даже моё искушённое воображение. Маленький предбанник-курилка с грязным помятым металлическим ведром для бычков, далее по курсу – крохотная душевая кабинка с душем, торчащим с поникшей головой, как старый ржавый фонарь на обочине. Стыдливо прикрывающая всё это грязновато-розовая заляпанная занавеска, ну а далее – раковины, над которыми развешаны ёмкости с неким желе, называющимся мылом, но свойствами мыла не обладающим. Картину довершали три шатких унитаза, разгороженных низенькими стеночками, облицованными блёклой потрескавшейся плиткой. «А туалетной бумаги почему нет?» – поинтересовалась я зачем-то у Валентина, водрузив баночку с анализом на некий поднос, валандавшийся на полу возле ещё закрытой двери процедурного кабинета. Ответ был и так очевиден. Какая может быть в таком туалете бумага? Но! Тут медбрат, как фокусник, достал откуда-то из рукава заветный ключик от заветного шкафчика, порылся там и с победоносным видом вынул из недр рулон бумаги. «Вам крупно повезло! – с нескрываемой гордостью за совершённое чудо, воскликнул он, вручая мне рулон, – ведь этого там могло и не быть!» Всю жизнь буду мучиться догадками, что же ещё этакого скрывал в себе таинственный шкафчик.
На третий день выхода из запоя просыпается зверский аппетит. Ну, лично у меня так. Кормили в больнице обильно, но еда странным образом пролетала мимо желудка, и насыщения не наступало. Постоянно хотелось чего-то сладкого, вроде печенья с шоколадками. Чтобы отвлечься от чувства голода и просто от безделья