1. Китайский глаз

Наш старпом, как главный начальник над всей палубной командой, к которой я был приписан практикантом-радистом, особой любви ко мне не питал. Заставить что-либо делать меня он не мог, потому что, хоть и с маленького боку-припёку, но я всё же относился к радистам, подчиняющимся непосредственно капитану, а лишних хлопот и забот со мной, как с молодым придурком, сующим свой любопытный нос куда не надо, у него было более чем достаточно.

Это была моя первая индивидуальная практика. Мы шли из Одессы на Кубу, прямиком в порт Пуэрто Манати без заходов в другие порты. Я чувствовал себя настоящим моряком, был горд в душе, что перехожу Атлантический океан, что мои мечты наконец-то начинают сбываться. Единственное, чего мне не хватало для полного счастья, это испытания себя в условиях жестокого шторма. Я жаждал бури, как тот одинокий парус, белеющий в сиянии голубого моря.

И вот, менее, чем за двое суток до подхода, как раз в районе всеми известного своей таинственностью Бермудского треугольника, оно и началось наполняться.

К ночи уже шкубало так, что в каждом углу надстройки было слышно, как на камбузе бились о переборки чаны, баки, вёдра и прочие причиндалы из хозяйства кока. Ещё за часа три до шторма по трансляции циркулярно всему экипажу был объявлен приказ закрепить по-штормовому палубные устройства, грузы и судовое имущество. Кок либо пропустил это распоряжение мимо ушей, либо схалатничал. Старпом заставил матроса обегать все каюты на предмет надёжной задрайки иллюминаторов. Боцман проверял задрайку дверей, выходящих на открытую палубу.

До вахты второго радиста, с которым и я постоянно стоял от самой Одессы, оставалось ещё два часа. Мне не терпелось полюбоваться на бушующие волны в лобовой иллюминатор. В моей каюте, к сожалению, он выходил на правый борт и находился чуть выше ватерлинии, даже высоты волны не увидишь. Меня уже порядочно мутило, готов был в любой момент «кинуть смыку». В штурманской рубке в это время нёс вахту старпом. Слышно было, как он перевёл машину на средний вперёд, из-за чего судно стало сразу меньше трясти. Зная прекрасно его горячую любовь ко мне, я всё-таки не утерпел от любопытства и пошёл на мостик. Выйдя из каюты чуть было не наступил на нашу всеобщую любимицу, собаку «Чуча», которая мирно дремала, лёжа на животе, и блевала прямо под мою дверь…

– О-о, явился, не запылился. А мы только тебя здесь и ждали. И что это, думаем, Колька к нам в гости не идёт? Мешаться припёрся? Чего не спишь? Тебе ж ещё два часа до вахты.

Быстро адаптировавшись к темноте, я подошёл к лобовому иллюминатору.

– Не спится. Мешаться не буду, только вот тут, у окошка, немного постою. Ладно?

– В окошко дома смотреть будешь, когда занавески раздвинешь. Вон там, слева, за локатором встань. И чего припёрся, спрашивается? Не спится ему, видишь ли…

– Эх ай-яй, как здесь здоровско качает. Если не ухватишься за что-нето, шибонёт об чего-нето.

– Что-нето! Чаю хочешь, «чтонетоколо»? Там, над столом, в штурманской. Занавеску откроешь, увидишь, карты только чаем не облей.

– Не-е, не хочу пока. Темнотища-то какая, ни звёзд, ни Луны на небе.

– Ты вон в «телевизор» глянь. Видишь, чего творится? – предложил старпом посмотреть в локатор. – Вообще непонятность какая-то. Как остров, ничего подобного ещё в жизни не видывал. Если верить локатору, через двадцать миль в берег врежемся посреди океана. Сплошная ровная полоса с зюйда на норд.

– Ага! А чего это, в самом деле? – удивился я, вперившись глазами в индикатор.

– Это называется – сымай, вскипело. Уже и смотреть в него боюсь, полоса распласталась километра в три шириной. Я её ещё на двадцати четырёхмильной шкале заметил, когда на вахту заступил. Она тогда почти в два раза шире была. Сужается, зараза. Что это за атмосферная субстанция такая, что на локаторе отражается, как берег? И гуляет по океану, вот что главное. То пропадёт совсем, то снова появится. Полчаса назад вдруг прямо на нашем курсе объявилась, всего в двадцати милях от нас, – рассказывал старпом больше для собственного успокоения, чем ожидая от меня услышать хоть какого-то объяснения. Ему нужно было обя