1. Эх, жизнь моя моряцкая

Да-а, было времечко!.. Молодым был, здоровым, как лось. Организм быстро адаптировался к любому климату, перепады температур от минус пятьдесят до плюс пятьдесят (фифти-фифти) были даже в радость. Кроме одного случая…

Около месяца выгружались мы на Мысе Шмидта своими силами. Была уже середина осени, ледовая обстановка стала быстро осложняться, и это был наш последний рейс в полярку по доставке продовольственных товаров, предназначенных жителям Чукотки для их благополучной зимовки. Наш пароход пошёл в порт погрузки Вишакхапотнам, что на восточном побережье Индии.

Мы все, конечно, обрадовались. Надоела уже эта холодрыга, хоть пузо на югах погреть. К тому же мимо Гонконга или Сингапура мимо не пройдёшь, всё равно пресной водой где-то заправляться придётся. А там всегда очень выгодно валюту отоваривать – всё намного дешевле, чем в других странах. Напокупаешь всякого шмотья, что в Союзе в дефиците – и фарцонуть можно.

Казалось бы, зачем ещё прифарцовывать, если и без того не хило выходило? Так ведь жадность человеческая. Как в народе-то говорят – денег много не бывает. А ты сходи, поплавай по шесть, а то и более месяцев без захода в Союз. Многим никаких денег не надо, свои последние отдадут, лишь бы всегда с семьёй быть, а не болтаться щепкой в океанах, кидая смыки во время штормов.

Надо сказать, что проверка здоровья моряков в торговом флоте проводилась тогда достаточно часто, весьма тщательно и серьёзно. Не как у космонавтов, конечно, но какие-либо язвенники и трезвенники в это сито не пролезали. Вёлся строгий искусственно-естественный отбор, и судовой медик на торговом судне являлся практически пассажиром – лечить некого. Бездельник, в обязанности которого вменялось ещё и снятие пробы с варева, парева, жарева… -короче, с жорева, приготовленного коком для экипажа. (Ну, бездельник, это я шибко грубо выразился. Без доктора на судне, конечно, не обойтись. Мало ли какие несчастные случаи могут произойти – травмы, например. Хоть и редко, но случаются. Это ж я так, утрирую. Не приврёшь, говорят, и рассказа не получится). Надегустировавшись по своей профессиональной обязанности всех блюд, Док обычно приходил в кают-компанию уже чисто для символики, чтобы только поприсутствовать и пожелать всем приятного аппетита. Ещё следил за санитарией, травил-ловил крыс и тараканов, которых, чем больше он ловил-травил, тем больше их появлялось. Проработав несколько лет в таких суровых по трудоёмкости условиях, Док уже так успевал дисквалифицироваться, (как казалось мне, наблюдая за ним со своей высокой колокольни), что даже в очень редких случаях появления на борту пациента, например, с повышенной температурой, он давал ему единственные таблетки, название которых ещё остались у него в памяти. Держал их наготове от всех недугов и назывались аспирин. И что интересно, больные сразу как-то вылечивались и больше никогда не жаловались на своё здоровье доброму Айболиту.

Лекарем у нас была фельдшерица, Федосья Марковна, которую все звали просто Фёкла. Это была женщина лет сорока с небольшим, полная, невысокого роста. Колобок, одним словом. Самое важное, что сразу бросалось в глаза при взгляде на неё спереди, был большой живот. Можно было даже подумать, что Фёкла каким-то образом остановила свою сорока недельную беременность на всю оставшуюся жизнь. (Да простят меня все знойные женщины – мечты поэтов за такой не совсем справедливый шарж. Уж больно я был обижен именно на эту самую Фёклу). А при взгляде сзади, кроме самого широкообъёмного зада, очень похожего на две огромные круглые подушки, сначала вообще ничего нельзя было заметить. У любого, кто видел её с кормы впервые, сразу выпячивались глаза, и самопроизвольно изо рта издавался протяжный звук, напоминающий что-то среднее между буквой Ё и Ю. Только через некоторое время уже можно было ещё заметить две коротких ноги, выросших оттуда, и носящих на себе всю тяжесть как самого зада, так и живота. Все остальные части тела занимали не более пятнадцати процентов от общей массы и не особо привлекали внимания.

И что самое главное, для Фёклы на судне нашёлся-таки добровольный л