Глава 1

Под тяжестью шагов приминалась трава. Заметно, но как-то совсем беззвучно, хотя к беззвучию этому давно уже стоило привыкнуть. Сколько лет так, десять примерно? Да, наверное, десять, если считать весны.

Для лесного духа он был тяжеловат, чуть медлителен и саму малость неуклюж. Впрочем, не только он: все связанные с камнем именно такие. Даже на людей влияет род их занятий, что же тогда говорить о духах, которые меняются гораздо быстрее, сообразно происходящему вокруг.

Пробираясь сквозь густой кустарник, которым поросла часть леса, выходящая в этом месте на небольшую опушку, он побрел еще медленнее. А затем, выбравшись из густой паутины июньской зелени, и вовсе остановился.

Не то, чтобы каменник устал (да и мог ли он вообще чувствовать усталость), скорее, ощутил потребность собраться с мыслями и решить, куда ему отправиться дальше, отчего на минуту замер, безучастно разглядывая ладонь, серо-бурую, с тонкими прожилками горного хрусталя, в которых всеми возможными цветами играло полуденное летнее солнце. Вкраплениями самых разных камней и пород было усеяно все его тело, но хрусталь, пересекающий правую ладонь прямиком там, где у людей расположена линия жизни, был самым заметным напоминанием о том, что прошлое его существование прервалось как-то уж слишком быстро.

Он во всех деталях помнил, что тогда произошло. Сердце и раньше шалило, а потом и вовсе безо всякого повода решило, что с него хватит. Провал был только между моментом падения и тем мигом, когда каменник оказался на краю леса. Тогда он подумал даже, что спит, только странный сон этот никак не заканчивается.

Не сказать, чтобы обживался он долго: человек быстро ко всему привыкает, а душа – это разве не человек в его самом первозданном виде, без мишуры, грима и масок? Поэтому дальше все сложилось просто, хотя и поначалу странно для него самого: теперь он отвечает за камни. Сторожит их потому, что так нужно, и потому как заняться этим больше некому. Предшественник исчез до его прихода, отчего роль эта была, в некотором смысле, для него предопределена. И, что более всего удивительно, она ему даже понравилась: вынесенная из детства любовь к горам и пещерам, к разноцветной породе, их слагающей, странным образом проявила себя и совпала с новым занятием.

О своем прошлом каменник помнил, хотя и смутно. И все же ни разу ему не захотелось вернуться, а со временем перестало быть интересным и то, что происходит в его отсутствие. Единственным, что время от времени беспокоило каменника, был вопрос о причинах попадания сюда. Ведь здесь он уже был раньше, в прошлой своей жизни, видел эти места, даже полюбил их. Не потому ли оказался здесь?

Впрочем, постоянные размышления об одном и том же рано или поздно надоедают, даже если мысли эти не дают покоя и возвращаются от случая к случаю, часто совершенно неожиданно и не к месту. Потому каменник вспомнил лучшее средство отвлечься из всех, какие он знал. Средство, о котором еще в прошлой жизни рассказал ему один из друзей. Он огляделся вокруг, неторопливо и сосредоточенно рассматривая каждую деталь окружавшего пространства.

Перед ним открывалась небольшая опушка, хорошо знакомая и совсем недалеко лежащая от груды камней, ставшей его любимым пристанищем. Строго говоря, назвать эти камни домом было бы не совсем верно, но если и существовало такое место, где он любил коротать время, то им была как раз большая насыпь валунов, изрядно углубившихся в землю за века своей неподвижной жизни, заросших лишайником, а местами даже мягким зеленоватым мхом.

Но отсюда камней не было видно: их закрывали стволы деревьев и прораставший под ними густыми пятнами кустарник, через который только что пришлось пробираться. Зато сама опушка была видна насквозь: покрытая высокой травой, под которой пряталась земляника, с редкими, но столь заметными мазками полевых и лесных цветов, она была одним из немногих мест в округе, где лес расступался, открывая дорогу дождю и солнечному свету. Над ней же, между древесных крон, невысоких березовых и лежащих совсем в вышине сосновых, проглядывал осколок чистого неба, выбеленный ярким светом стоящего в самом зен